Мой старший брат Иешуа

Те части строя врага, что не попали под удар, вели себя по-разному. Тысяча, оказавшаяся ближе к скалам, почти сразу начала разбегаться, и многие просто побросали оружие и доспехи, чем в большинстве и спаслись. Две же тысячи, что были ближе к берегу, попытались развернуться и охватить наших с фланга. Однако тут в спину им вцепились наши воины, до того обошедшие лагерь по горам. Эти не имели тяжелых щитов и действовали не плотным строем, а россыпью, но и против них у стражников не оказалось защиты – тем более что нападение было внезапным и страшно кровавым. Вот тут я видела, и пыль не все закрыла, как начинает бежать армия. Только что это был гранит, а стал песок. Стражники бросились к переправе и там действительно смешались с отрядом лучников, пытавшимся прийти на помощь. Иордан в этом месте, перед разделением на рукава, довольно широкий, но мелкий, по грудь или шею, и по расчищенному броду его перейти легко; но в сторонах от брода есть и ямы на дне, и камни. Думаю, град из стрел, что обрушили на переправу наши лучники, взял самую малую долю из погибших там. В воде дрались, утратив весь рассудок, свои со своими; река текла кровью, и это не книжное красное слово.

А чуть позже на том берегу появились словно ниоткуда несколько сотен наших воинов…

Но бен-Хиэль был не самым бездарным военачальником. О нет, он был по-своему прекрасен и гениален, и таких других я не знаю нигде. Потеряв более половины войска за каких-то три часа сечи, он сумел преломить панику в своих бойцах и собрать тех, в ком еще не весь иссяк дух, вокруг себя. Желто-коричневые ряды вновь выстроились, плотно сжавшись, поперек Иерихонской дороги, отойдя немного за лагерь и бросив переправу, ставшую ловушкой для многих несчастливых. Ступившие в воду так и не вышли из нее…

Иешуа велел трубить сбор. Увлекшись рубкой бегущих, войско вполне превращалось в разрозненную толпу, уязвимую даже для медлительных кушан. Кроме того, все безумно устали; многие были ранены легко или средне, но держались на ногах благодаря боевому порыву; в новой же схватке сил их могло не хватить.

Линию сбора обозначили семеро всадников с высокими апостолонами – пожалуй, единственным, что у Иешуа осталось от прежнего. Туда двигались, если могли их видеть сквозь плотную пыль, усталые воины; прочие брели на звук рожков. Был бы кстати самый легкий ветер, но его не было; зной набряк, как нарыв, болезненный, еще не готовый прорваться. Я, ведя за собой моих лучников и пращников (число их возросло), устремилась к брошенному лагерю: заняв его дальнюю стену и смотровую вышку, мы могли бы поражать и часть строя врага…

То, что произошло, произошло в четверти стадия от меня и на моих глазах, но я так ничего и не поняла. Иешуа ехал на коне среди других начальников войска, из которых я знала лишь Иегуду Горожанина и Иоханана бар-Забди; навстречу им разрозненно шли раненые или просто слишком усталые воины, повесив свои щиты на спину или волоча их по земле. И вдруг Иешуа исчез в один миг: вот он только что был, а вот его уже нет. Я вскрикнула и бросилась туда, продираясь сквозь ставшую вдруг слишком плотной толпу. Я почти добежала, когда совсем рядом раздался страшный рев: «Барра!!!»

Это были римляне. Их бронзовые шлемы и щиты и красные плащи вдруг оказались совсем рядом, на бросок дротика. Туда! – я послала свой отряд в сторону переправы, а сама попыталась прорваться к Иешуа; тщетно. Меня подхватил вал бегущих. Римляне шли с двух сторон, от Иерихона и от Иерушалайма; чуть позже они показались и на той стороне Иордана; там их попытались задержать, но силы были слишком неравны. Вдруг я снова увидела Иешуа, совсем рядом – но нет, это оказался бар-Забди, накинувший его белый плащ, теперь запятнанный кровью. Он увидел меня и показал: там.

Иешуа несли на сомкнутых щитах; я видела, как волочится рука. Я услышала за спиной голос бар-Забди, вновь запели рожки, и тут же зазвенели мечи. Кто-то схватил меня за руку и поволок; это был Нубо. Я упиралась, но он был много сильнее меня.

Глава 34

Мой труд подошел к концу уже хотя бы потому, что писать больше не на чем. Я могу послать мальчика в город, но это будет не скоро; да и нужно ли? Все, что я хотела рассказать, я рассказала; Шаул же, назвавший себя Наималейшим, перестал быть мне интересен; я знаю, чего он добивается. Да, он и те, кто стоит над ним, хотят пошатнуть еврейскую веру и внедрить новое язычество, дабы укрепить власть империи, и мне все равно, получится это у них или нет. Мне жаль только, что они используют для этого добрую память о моем брате. Но я бессильна им помешать.

…Римляне разгромили нас, усталых и не успевших собраться. Впрочем, успевших они разгромили бы тоже. Я не знаю армии, которая могла бы им противостоять даже по силам один в один; здесь же их было больше вдвое, чем нас.