Мне волей-неволей приходится приступать к той части истории, которую просто не хочется рассказывать. Я знаю, что многие из пишущих не умеют совладать с собой и, если сталкиваются с подобным, просто пропускают горький кусок жизни — в лучшем случае; обычно же заменяют его вымыслом, и не простым, а с моралью. Либо же пишут, смакуя людскую низость, и этого я уже совсем не понимаю. Я не хочу делать ни того, ни другого. Я сожму зубы и расскажу, как все происходило и как один за другим умирали хорошие люди, потому что их смерть причиняла боль царю. Но не ставьте мне в вину то, что я расскажу это сухо и коротко, потому что в противном случае я снова начну плакать, а от слез глаза мои слепнут надолго.
Она казалась кроткой, как ягненок. Ее шпыняли со всех сторон, она терпела и лишь виновато улыбалась. Ей ставили в вину бездетность, и она соглашалась. Шломит, к тому времени уже схоронившая третьего мужа и от этого ожесточившаяся безмерно, делала вид, что не может запомнить имени и называла ее «Эй, ты». Прочие жены царя тоже не любили ее, и даже добрая Клеопатра с ней не сблизилась, что вроде бы совсем необъяснимо. Оронт говорил, что все дело было в духах Антигоны: они слишком отдавали мертвечиной. Известно, что для правильного аромата духов парфюмеры кладут в них либо зловоннейшую амбру и мускус, либо жижу, получающуюся при гниении мяса; в самых малых, неуловимо дробных долях эти мерзкие запахи становятся необыкновенно привлекательными. Антигона сама составляла духи и благовонные палочки, и то, что она дарила другим, отличалось поразительно гармоничным ароматом; почему для себя она выбрала отталкивающий, можно только догадываться.
Несчастнее ее была только Эгла, одна из старших жен Ирода. Эглу другие жены отвергали, так же как и Антигону, и нет ничего удивительного, что бедная женщина потянулась к невестке, которая казалась много опытнее ее. Даже запах мертвечины не действовал… Смерть трех детей Эглы в совершеннейшем младенчестве подействовала на неокрепший разум бедняжки: она как будто вернулась в свои девичьи двенадцать лет и не желала с ними расставаться. Дни она проводила за ткацким станком, создавая все более и более замысловато-узорчатые покрывальца и простынки, а вечерами приходила к Антигоне в комнаты и там играла с куклами. У Антигоны было много кукол с головами, вылепленными из ячменного теста и хлопчатой ваты и раскрашенными тонкими кисточками; лица кукол очень походили на лица Ирода и его огромного семейства, а также многих придворных и приживалов. Всего кукол было больше двухсот. Специально для Эглы Антигона сделала кукольного младенца с мертвыми глазами. Но и это не отпугнуло несчастную дурочку. И тогда Антигона ее отравила. Она использовала, по мнению Оронта, киноварь и какие-то смолы или млечные соки, которыми долгое время заправляла сладости из меда и орехов; Эгла обожала сладости. Киноварь, если давать ее маленькими дозами, но подолгу, накапливается в селезенке и может начать действовать разрушающе даже через некоторое время после того, как перестанет поступать извне, и не остановится после этого, а погубит человека медленно и неотвратимо; млечные же соки, добавленные тогда, когда начали проявляться первые признаки отравления, хитро замаскировали симптомы и направили мысли врачей по ложному следу.
На Антигону не пало и тени подозрения.
Вдохновленная первым успехом, она запустила сложный механизм отмщения. Я уверена, что ей хотелось не просто убить царя — сделать это было легче легкого, при ее-то познаниях, и никакие пробователи блюд не помогли бы воспрепятствовать замыслу, и никакие врачи не спасли бы, — нет, ей необходимо было медленно вымучить, заис-тязать его, заставить рыдать над могилами своих любимых детей, которых он по ее наущению убьет собственными руками, — а потом объяснить ему, абсолютно беспомощному, распростертому пред вечностью, суть происходящего; лишить его прожитой жизни и заставить до конца все понять и все прочувствовать…
Мысль, что в результате этих действий на престол сядет ее муж, Антипатр, тоже была не чужда Антигоне, но она отдавала себе очень трезвый отчет, что шансы на такой исход исчезающе малы. Весь ее разум был направлен только на мщение — даже ценой жизни. Более того, если для полноценного возмездия понадобится смерть ее любимого (без тени иронии; Антигона искренне и преданно любила Антипатра и готова была ради него на все; почти на все) мужа — она будет согласна.