В эти голодные и холодные годы мама всеми силами стремилась спасти нас от голодной смерти. Случилось так, что перед войной в 1941 г., наш приусадебный участок 0,25 га был отобран в колхоз, так как семья не выработала минимум трудодней. В колхозе из нашей семьи никто не работал. Отец работал учителем в школе, братья Алексей служил срочную службу в Красной Армии, Николай учился в сельскохозяйственном техникуме (г.Жиздра), Михаил и Петр были школьниками. Мама по состоянию здоровья и многодетности не могла выработать минимум трудодней.
В зиму 1941-1942 года картошки нам хватило до нового года, а дальше мама варила кормовую свеклу. В чашке плавают аккуратно нарезанные ломтики свеклы. Передать их вкус я уже затрудняюсь, но их есть заставлял только голод.
Спасением для семьи была корова «Маруся». В начале весны в хате появлялся белый с желтыми пятнами теленочек. Начиналась сытная жизнь. Первые дни молоко было молозивным, т.е. оно не сбивалась, не скисалось, при нагревании сворачивалось из-за наличия в нем ферментов и многих веществ для теленка. Примерно через две недели молоко становилось нормальным.
На всю жизнь запомнилась тушеная молодая картошка на молоке в русской печке. Мама готовила ее обычно к ужину. Кстати, кусты картофеля она не выкапывала, а подкапывала вручную, выбирала по 1-2 клубня, оставляя весь куст вегетирующим. Такой прием позволял без ущерба осенью получить нормальный урожай при сплошной уборке. Помню, как она в наше бедное меню умудрялась вносить разнообразие. Иногда вместо картошки утром пекла блины или готовила «саломать» - это заваренная в кипятке ржаная мука. Ее остужали и резали на ломтики. Летом ранним утром, только ей известных местах, находила несколько «печериц» - шампиньонов и готовила нам суп с грибами. Высевала грядку фасоли и летом варила суп с зелеными бобами фасоли. При забое животных она использовала практически все, за исключением рогов и копыт. В пищу использовалось коровье вымя, из говяжьей опаленной шкуры варился холодец и не только. Умудрялась из нее готовить вторые блюда.
Удивляет и вызывает глубокое уважение к нашим родителям умение выживать в тяжелых условиях голода и холода, при этом оставаться порядочными людьми.
Помниться, учась в агрошколе, я зимой на лыжах пришел на поселок к маме. Зима была снежная, сугробы до самой «застрехи» (под соломенную крышу). В хатенке из соломы и глины холодно, не смотря на то, что с осени ее обставляли снопами из соломы и по окна засыпали землей. В морозные дни по углам выступал иней. Последний год на поселке с мамой жил внук Володя Серегин (сын старшей дочери Антонины). Они мне рассказывали такую картинку. Входит Володя, она лежит на печке спрашивает: «Володя покойники еще не ушли?» Он смотрит на меня и думает. Ну бабка с ума сошла. А, я имела ввиду иней по углам, который выступал в морозные дни». Спасалась она на русской печи. По утрам печь топили соломой, а дровами только тогда, когда пекли хлеб.
Такая зарисовка. Перед войной в поселке Свердловка, что располагался напротив через ручей, функционировала маслобойка и крупорушка. Давили конопляное семя и обрушивали гречиху и просо. Работали они на конной тяге. При обрушивании гречихи, получалась «шелуха»-оболочка от семян. Эту шелуху крестьяне использовали для обогрева своих хат. В домах устанавливались грубки, они могли отапливаться разными материалами: соломой, дровами, торфом. Приспосабливали их и под гречишную шелуху. В топку вставлялась железная крышка с наклонным дырчатым желобом, по которому сыпалась шелуха. Она сгорала налету не успев упасть на колосники. В морозные вечера, когда топили грубку, шелуха горела с гулом. Мне доверяли совочком сыпать эту шелуху в топку грубки, нравилось, как огонь с гулом пожирает эту шелуху.
Судьба мамы, по моему мнению, сложилась тяжкой. Муж не отличался богатырским здоровьем, а весной 1941 г. заболел крупозным воспалением легких и после этого не восстановился. Оккупация окончательно подкосила его и он умер от туберкулеза легких в июне 1948 года.