Несмотря на поганый характер, Барский никогда не был лишен обаяния, и я это прекрасно понимаю. Как и то, что вестись на него нельзя. Дам спуску — и считай все кончено. Рано или поздно я надоем ему, как и все остальные, и он избавится от меня, как от сломанной игрушки, а я еще несколько месяцев буду собирать себя по частям.
Нет уж. Больше я не буду слабой и наивной. Не позволю играть моими чувствами. Особенно Барскому. Даже если мое глупое сердце во что бы то ни стало хочет дать ему шанс.
Даже рыба не попадается дважды в одну сеть.
Мы проходим на кухню и садимся за стол. Как бы мне ни хотелось избавиться от него пошустрее, я понимаю, что Кирилл вряд ли уедет раньше курьера, а потому предлагаю ему чай, а он берет и соглашается, хотя после даже не притрагивается к чашке.
Тьфу ты, только зря пакетик на него перевела!
Я же, в отличие от него, свою чашку даже из рук не выпускаю, опасаясь, что начну нервно стучать по столу или мять салфетку, выдавая свое волнение. Пусть не думает, что может выбить меня из колеи.
— Так о чем ты хотел поговорить?
Молчание затягивается, и я не выдерживаю первая, нарушая его.
Я испытывающе смотрю на него, и вдруг понимаю, что он нервничает не меньше моего.
— Мне жаль, что я ранил тебя, и что тебе пришлось через все это пройти, но я опасался, что тот, кто за всем этим стоит, поймет, что ты все знаешь, что я предупредил тебя. Пойми, я не знал кто это, и насколько этот человек близок к нам. Лина могла пострадать. А после… Не факт, что она не принялась бы за тебя.
— Я понимаю, — спокойно отвечаю я, пусть это и непросто. С каждой минутой сохранять самообладание рядом с Кириллом было все сложнее. Он, как никто другой, умел выбить почву у меня из-под ног.
— Я знаю, почему ты так поступил, и, наверное, поступила бы так же, окажись на твоем месте. Но я не хочу проходить через это снова. Я едва собрала себя после нашего расставания, и не готова… — я делаю паузу, пытаясь перевести дыхание, собраться с мыслями, — Ты просил понять тебя, и теперь я прошу о том же. Какими бы ни были причины, ты сделал мне больно. Я могу простить тебя, но снова открыться, снова впустить в свое сердце — нет. Думаю для нас обоих будет лучше, если мы с тобой больше не будем пересекаться.
Замолчав, я перевожу взгляд на него. Кирилл пристально смотрит на меня, так, что сердце начинает биться чаще, и даже дыхание сбивается, а затем подается вперед.
— Уверена, что ты этого хочешь?
Его голос становится хриплым, и на секунду я забываю о том, как дышать, и изо-всех сил сжимаю в руках чашку, так, будто она могла защитить меня от необдуманных поступков. Например от желания, чтобы он вновь коснулся меня, как когда-то.
— Да, — говорю я, прекрасно зная, что это неправда, и, судя по коварному огоньку, который вспыхивает в его глазах, он тоже это знает.
— Врушка, — тихо шепчет Кирилл, подаваясь вперед. Уголок его рта приподнимается в намеке на улыбку, — Маленькая милая лгунья…
Как ни комично, когда его губы оказываются в опасной близости от моего лица, от поцелуя меня спасает… Чашка. Я шустро прислоняю ее ко рту, словно пытаясь защититься, и из груди Барского вырывается тихий, но искренний смешок, от которого все мое тело покрывается мурашками, а в животе вспыхивает непонятное чувство.
Я ожидаю, что он сдастся, отступит, но вместо этого Кирилл подается вперед и медленно целует обратную сторону чашки, не сводя с меня глаз, отчего я тут же вспыхиваю, точно раскаленный чайник.
Удовлетворенный моей реакцией, он наконец-то отстраняется, а я в таком шоке, что даже не могу пошевелиться.
Это что для него? Какая-то шутка?
Немного погодя, я недобро прищуриваюсь.
— Смеешься надо мной?
— Разве похоже? — спрашивает он, пристально глядя на меня, а я не выдерживаю, и, со стуком поставив чашку на твердую поверхность, поднимаюсь из-за стола.
— Похоже на то, что ты снова развлекаешься за мой счет! Но я — не твоя игрушка, и не собираюсь этого терпеть! Найди себе другую дуру! Уверена, если позовешь, к тебе сразу толпа желающих выстроится, как та твоя блондиночка, о которой весь наш универ уже вторую неделю гудит!
Закончив, я тяжело дышу, мысленно проклиная себя за вспыльчивость.
Так не должно было быть. Я должна была держать себя в руках. Я не должна была показывать, как сильно меня это зацепило, но из песни слов не выкинешь.
Какое-то время Барский просто сидит и ошалело смотрит на меня, а затем вдруг неожиданно расплывается в улыбке.
— Ты что, ревнуешь? — спрашивает он, и я чувствую, как мое сердце делает кульбит и ускоряется, грозит проломить ребра.
— Еще чего! — почти рычу я, насупив брови, — Мне нет дела до того, с кем ты развлекаешься, но играть собой я не позволю.
Тогда он поднимается из-за стола и медленно делает шаг ко мне, вынуждая меня отступить, а веселый огонек в глазах парня превращается в опасное пламя.
В конце-концов я оказываюсь зажата между ним и стеной, а он нависает надо мной, точно скала.