Мой сводный тиран

Я хмыкаю и жду, пока она оденется и выйдет. Если честно, Мишу я жду. Хочу, чтобы он наконец понял, что между мной и Мариной что-то есть. Да хотя бы то, что у нас что-то было. Ему или полностью наплевать на это, или он просто не хочет видеть то, что связано с ней. Ему что, важны его престарелые дамы? Тогда я точно чего-то не понимаю.

Марина показывается из комнаты через десять минут. Волосы распущенные, глаза метают молнии, а губы поджаты. Она недовольна. Моим присутствием или тем, что я пришел не вовремя? Ничего не сказав, она идет на кухню, останавливается у чайника, нажимает на кнопку и, повернувшись ко мне, спрашивает:

— Чай, кофе?

— Миша не придет?

Догадка мгновенно осеняет меня. Она вышла злой не из-за меня. И то, как она фыркает и с какой силой ставит на стол чашку, только подтверждает мою теорию. У этого придурка снова что-то случилось. Настолько серьезное, что он не может уделить несколько минут разговору с будущей женой. У меня на языке вертится только один вопрос…

Он идиот?

Просто других объяснений у меня нет. Я бежал к ней по одному зову, бросал пары, выбегал из аудиторий после сообщения о том, что к ней кто-то пристал. Я очень хорошо помню, как готов был отдать за нее все. Да и сейчас готов.

— Так чай или кофе?

— Разговор.

— Глеб, я только проснулась после бессонной ночи, которую ты устроил, так что… я могу выпить кофе? Пожалуйста! А потом мои уши будут готовы тебя выслушать.

— Кофе.

Марина ставит передо мной чашку кофе с молоком спустя десять минут. Я не успеваю кинуть сахар. Она делает это сама. Кидает две ложки, как я и люблю, а после поднимает голову и встречается со мной взглядом.

Ее рука замирает.

Я улыбаюсь, потому что она помнит.

— Какой кофе пьет Миша?

— Ты пытаешься понять, насколько хорошо я его знаю? — теперь улыбается она. — Очень хорошо, потому что мы с Мишей больше двух лет.

— А он тебя? — вопрос сам срывается с губ, но я и не собираюсь его сворачивать. Вместо этого спрашиваю: — Он знает, какую музыку ты слушаешь, какие фильмы смотришь, что любишь кушать на ночь или когда тебе плохо? Он что-то, мать твою, из этого знает? Потому что то, что я видел в кинотеатре… ощущение, что он был в шоке, поняв, что фильм выбирала ты.

— Ты пришел поговорить об этом?

Она не отвечает ни на один из вопросов, а мне почему-то не становится легче.

Наоборот.

Я понимаю, что все эти годы у нее, как и у меня, была иллюзия счастья. Иллюзия отношений, любящего парня, который всегда будет рядом, и семьи, которую они смогут создать. Все это неправда. Фальшивка. Я ее понимаю, потому что и сам так жил. Думал, что вот оно — все хорошо. Вот она — жизнь. Никем не связанный, без обязательств, никакой любви, все прекрасно.

Я был идиотом.

Лохом.

Подбирать эпитеты можно бессчетное количество раз. Просто я не понимал, что это все фикция, а она понимает. Гораздо раньше, чем совершила бы ужасную ошибку.

— Он многого не знает, — она кивает, — и я о нем тоже не знаю. — Марина пожимает плечами. — Знаешь, после тебя мне казалось, что это и неважно. Я знала о тебе практически все. С кем ты гулял, где подрабатывал, куда шел, когда тебе было плохо. Все, Глеб! И что? Что из этого получилось? Осмотрись вокруг! Нас больше нет. Есть сожженное дотла сердце и чувства, которые никак не хотят уходить, но нас… Нас нет!

— Мы есть! — Я резко встаю со стула и подхожу к ней. — Мы еще все можем исправить. Не сразу! Я докажу тебе, что могу быть другим. Не идиотом, который поверил другому. Это ведь Миша, Миша все подстроил. Сказал, что ты с другим, и фотки прислал.

— И ты поверил! — Она права, черт ее дери, права!

— Да, поверил! Потому что дурак, потому что боялся. Я любил тебя уже тогда сильнее, чем кого-либо в своей жизни. — Мои руки будто сами ложатся на ее плечи. — Любил и боялся, что мне сделают больно.

— Поэтому ты сделал больно мне!

Я отпускаю ее и отхожу на несколько шагов. Такое близкое расстояние между нами чревато тем, что я не сдержусь. Буду брать напором, который ей не нужен. Она не позволит напором. Ей, как и ее матери, нужно показать, что она может мне довериться. Я плохо знаю об отношениях отца и мамы Марины, но… почему-то мне кажется, что она сдалась не так быстро и совсем не просто.

Я хочу признаться ей, что Софи беременна, и не знаю, как это теперь сказать. Разговор ушел совершенно в другое русло, и сказать просто: “Марина, Софи беременна, но я прошу шанс” — было бы глупо.

— Ты об этом пришел поговорить? — она дает мне шанс сказать ей, и я им пользуюсь.

— Нет. Вчера я узнал, что Софи беременна. Возможно, не от меня, но…

— Чего? — Она ошарашено смотрит на меня. — И ты стоишь тут, что-то говоришь об отношениях, когда твоя девушка ждет ребенка?!

Глава 38

Марина

Я ожидала услышать что угодно, но только не то, что говорит Глеб. Софи беременна? И он говорит это мне после того, как сказал, что мы еще можем быть? И кто он после этого? Неужели он действительно думает, что я с радостью прыгну ему на шею и махну рукой на то, что его девушка беременна? Позволю ребенку расти без отца?

Внутри предательски щемит от воспоминаний.