Когда мы вернулись из ГАБТа, взрослые стали спрашивать нас, детей, кто и кого хотел бы станцевать в этом балете. Кто-то говорил – Испанскую куклу, кто-то – Чертовку. Я сказал: «Я буду этим дядей – в красном!» Дядей в красном оказался Вячеслав Гордеев, танцевавший Щелкунчика – Принца. А партию Маши в тот день исполняла Наталья Архипова. Ровно через девять с половиной лет именно с Архиповой я танцевал свой первый «Щелкунчик» на сцене Большого театра.
В Тбилисском хореографическом училище я прозанимался три года. После 1-го класса со Ступиной 2-й и 3-й классы мы учились у Зураба Георгиевича Лабадзе. Он танцевал в нашем театре, потом в Ленинградском училище окончил курсы повышения квалификации у известного педагога Варвары Павловны Мей, ученицы А. Я. Вагановой. Ему нужна была практика, и Зурабу дали наш класс.
Это был очень высокий и красивый мужчина. В театре исполнял партии Эспада, Злого гения, Ганса. Подозреваю, что женщин он очень любил. Как я в театр ни приду, вокруг него всегда какие-то дамы вертятся. Но, если честно, я его меньше любил, чем Ступину.
В это время приехала к нам в театр из Ленинграда Татьяна Терехова – танцевать «Дон Кихот». А в Тбилиси был прогрессивный театр, его руководство старалось шагать в ногу со временем. Прознали, что на Западе уже не танцуют на дощатом полу, купили где-то очень задорого шикарный линолеум в шашечку, коричнево-песочного цвета. Издалека даже казалось, что это не шашечка, а земля. Хотя линолеум и оказался кухонным, для танцев годился. Его регулярно чем-то поливали, канифолили, чтобы не скользил. И меня тогда просто потрясло, что Терехова – Китри – Челита на
С этого момента для меня началась новая жизнь. Как я уже говорил, теперь наше училище размещалось в просторном здании, в старинном особняке на улице Орджоникидзе. Интерьеры дома, к сожалению, оказались утрачены, но весь паркет конца XIX века сохранился. Вестибюли, классы – в старинном резном паркете, с цветами, с какими-то необыкновенными узорами. Бесподобно красиво! И вот в одном из вестибюлей я вставал на узорчик, и у меня была цель – не сдвинуться с места на
Вернусь к Лабадзе. Он занимался с нами по ленинградской системе. В конце 2-го класса на экзамены приехали педагоги из Ленинграда, они с москвичами чередовались. Появилась и Варвара Павловна Мей. Пришла к нам в зал. Такая маленькая, сухонькая старушка, злая, очень злая. На меня смотрела и говорила: «Ну надо же, ну надо же» – он, то есть я, не падает. Мне поставили «5». Когда я в Петербурге о том рассказал, услышал в ответ: «Этого не может быть!» Она, видимо, «3+» поставила, только если бы перед ней Анна Павлова стояла. Помню, как в конце нашего урока она громко сказала Зурабу: «Я ему подпишу „5“, но танцевать он не будет НИ-КОГ-ДА!»
Мей посчитала, что с такими, как у меня, ногами не танцуют. Она не видела таких ног у мальчиков. Девочки вынимали ногу и тряслись в ее Ленинграде. А я стою как вкопанный, мне все равно, в какой
Еще во 2-м классе я участвовал в опере «Красная шапочка» какой-то местной композиторши. Я танцевал Петушка, моя одноклассница изображала Курочку, и было у нас с ней, по-моему, двенадцать цыплят. Я там так прыгал! У меня сохранилась фотография, где я в
Пока я учился в 3-м классе, мы готовились к 70-летию училища. Шел 1987 год. На юбилейном концерте я должен был танцевать
На последние репетиции, когда мы работали над
Вернусь к юбилею училища. На него съехались представители едва ли не всех хореографических училищ СССР. Приехали из Москвы, из Ленинграда, из Перми во главе с Людмилой Павловной Сахаровой. Увидев наше pas de trois, она пригласила меня учиться к себе в Пермь.