Мой Темный повелитель

– Зато как умеешь подчиняться, – он снова касается пальцами соска, и тот мгновенно напрягается от этой незамысловатой ласки. – Дождись меня, милая.

– Куда ещё я денусь, – наблюдаю, как Дарк покидает спальню, оставив мне лишь тишину. Странно, но за дверями ничего не слышно, или же даже разговоров, которые ведутся в зале Совета. Спускаю ноги с кровати и потягиваюсь всем телом, ощущая приятную такую ломоту, как после отличного дня в тренажерке. Теперь я более внимательно осматриваю комнату, ведь ни разу за оба посещения мне не удалось разглядеть эту темную обстановку. Теперь же я перехожу от тумбочки к столу в углу, от него – к полке с книгами, проводя пальцами по корешкам, и понимаю, что на них нет пыли. И либо Дарк такой чистоплотный, что вытирает пыль каждые три дня, либо же эти книги часто берут в руки. Читаю названия и останавливаюсь на истории Морозова. Не знаю почему, но я беру в руки эту книгу и, накинув черный кафтан Дарка на плечи, возвращаюсь в кровать.

“Михаил Морозов был одним из сильнейших субстанционалов. Всю свою жизнь он пытался найти и соединить усилители. И доработался до того, что сам создал такие усилители, которые превышают любые другие” – перелистываю страницу, чтобы на следующей наткнуться на иллюстрацию этого самого святого.

И почему их называют святыми? Хотя это, скорее всего, как и у нас: мученичество дарит людям святость.

Листаю дальше.

“При жизни у Ильи была семья: жена и две дочери. Но вот случилась трагедия, и младшая пострадала от несчастного случая. Её рассекла темная магия…”

На этом моменте мне становится тошно читать.

“Неужели Дарк убил ребенка? Нет. Не может быть!” – мне одновременно и страшно, и нереально хочется узнать, что же дальше.

“Михаил пытался спасти свою дочь, но люди не поняли его мощи и возможностей. Нарекли монстром и, заковав его в кандалы вместе с мертвой дочерью, бросили на самое дно самого глубокого озера”

Чувствую, как по щеке моей стекает слеза, и то потому, что соленая и горячая капля падает на страницу, немного размывая старые чернила. Я представила отчаявшегося отца, который пытается спасти своего ребенка, а в итоге погибает за это.

“Люди забыли, что он помогал им лечить хвори, забыли, как творил чудеса, спасая жизни. Их испугало то, что они не в силах осознать. А когда люди боятся, они творят зло. Второй дочери и матери не стало житья в этой деревне, их изгнали, вынуждая скитаться и бродяжничать, просить милостыню и хранить в секрете свою истинную историю”

Понимаю, что реву уже в три ручья, но оторваться от этой книги не могу.

“Мать отвернулась от дочери, обвинив девочку в том, что гибель отца и сестры на её совести, и как ни просила и ни молила дочка, женщина не смогла простить и забыть. А вскоре скончалась от горя, оставив сироту совершенно одну в этом мире…”

– Милая, что случилось? – его голос ворвался в рассказ про семью Ильи Морозова.

– Ничего, просто как же злы порой бывают люди к детям.

– Что? – Дарк хмурится, пока не видит на кровати раскрытую книгу. – А, ты нашла историю про моего деда.

– Что? – поднимаю на него глаза и сквозь пелену слез пытаюсь рассмотреть его лицо.

– Михаил Морозов – мой дед, – он пожимает плечами и забирает у меня эту книгу.

– Значит, его дочь, та, что осталась жива… это Гаффа?

– Да, и она использовала теневой разрез, возможно, единственный раз в жизни…

– Ну, а ты?

– Я говорил тебе уже, что я не святой, Лена.

– За твои столетия, наверное, много накопилось смертей…

– Достаточно, – он так просто это произносит, словно не людей убивал, а мерзких тараканов. Хотя, как люди поступили с его дедом и теткой… они и есть мерзкие тараканы. – Но почему ты плакала?

– Я не знаю, просто я словно пережила всю эту историю… эти люди… эти дети… но… – поднимаю глаза на Александра. – Но там не написано, что именно Гаффа убила свою сестру.

– Потому что тела не нашли, – мужчина возвращает книгу на полку. – Когда спустя месяц моя бабка решила найти и похоронить своего мужа и дочь, на дне озера никого не нашли.

– Как это?

– Загадка, – он оборачивается ко мне и криво улыбается. – Но перестань забивать себе голову всякой ерундой. Сегодня первое января, а значит, в Малом дворце будет праздничный ужин.

– О, нам подадут белый хлеб и куриную грудку?

– Как тебя понимать? – Дарк хмурит брови, словно и не понял моей иронии.

– Милый, – поднимаюсь на кровати и тяну руки к нему и, когда он садится на кровать, забираюсь к нему на колени и обнимаю за шею. – Тебе надо разнообразить меню, иначе твои дорогие кинжи поднимут бунт против кильки и черных корок хлеба.

– Но никто никогда не жаловался… – мне смешно наблюдать за его непониманием. Впервые на моей памяти Дарк теряется и не знает, что ответить.

– Всё потому, что одни побаиваются тебя, а другие боятся в самом деле. Но скоро и они не выдержат однообразия.

– А ты не боишься, стало быть? – его руки обхватывают меня за спиной, притягивая ближе, и я прижимаюсь, запуская пальцы в волосы мужчины.

– Нет, я не боюсь, – качаю головой, уже перестав плакать, словно с появлением Дарка в комнате во мне поселилось спокойствие и уверенность.