Мой темный-претемный властелин (СИ)

Любовь Черникова Мой темный-претемный властелин

Пролог

       Дверь со скрипом отворилась, и полоса света на миг ослепила. Я все-таки вижу!

       От долгого пребывания в темноте, уже стало казаться, что я утратила эту способность. Но, Пресветлый Аэр, почему так рано?! Кажется, не прошло и нескольких часов после теткиного визита, и новой порции издевательств я просто не выдержу. Неужели мой последний час настал?

       — Эй, Рэнни? — позвали шепотом.

       Сестра? Этой-то какого штарна тут понадобилось, пришла добить?

       — Ирения? — позвали чуть громче, раздраженно растягивая гласные, как всегда, когда Анаретт не получала чего-нибудь по первому требованию.

       Даже с закрытыми глазами, я представляла, как капризно кривятся губы принцессы, но отвечать не стала. И пусть добивает! Какая мне разница? Луч света упал на лицо, и, сестра рвано вдохнула.

       — Рэнни, ты, вообще, жива? У тебя все лицо в крови!

       Говорит так, будто я ем руками на светском приеме! Уж прости, не могу не истекать кровью после того, как на мне выместила злость твоя мамочка. Что лицо? Судя по ощущениям, у меня и с остальным как-то не очень...

       — Рэнни?

       Капризный тон сменила граничащая со страхом тревога. Не за меня естественно. Скорее, за результат действий тетушки, сегодня она и правда перестаралась. Сестра тихонько пихнула меня носком туфли в плечо и пронзительно взвизгнула. Фонарь опрокинулся, зашуршали юбки, послышались быстрые шаги.

       — М-мамочки! Здесь пауки! Рэнни, один прямо на тебе!

       Терпеть и дальше ее сопрано было невыносимо, пришлось ответить.

       — А то я не знаю, — промямлила распухшими губами, даже не собираясь шевелиться.

       Челюсть адски болела, но я все же спросила:

       — Чего тебе?

       — Вот, это вода. Пей!

       Я с трудом разлепила веки, один глаз почти полностью заплыл, и фигура Анаретт дрожала и смазывалась в тусклом свете фонаря, который так и остался валяться неподалеку, норовя погаснуть на сквозняке. Попыталась поднять руку, но ничего не вышло. Когда ползла к стене, от шока не сразу поняла, что она сломана.

       — Пей же! Вода тебе поможет, ведьма! — настаивала сестрица.

       — Завидуешь моей силе, Анаретт?

       Как ни плачевно было мое положение, но выражение лица сестры меня позабавило, наедине она никогда не пыталась строить из себя ангела. Я осклабилась, продемонстрировав испачканные кровью зубы, и Анаретт отшатнулась с таким отвращением, что я забеспокоилась: наверное, мои дела совсем плохи.

       Но принцесса Миртенская быстро взяла себя в руки. Подобрала фонарь, приладив его на крючок у двери. Задрала повыше пышные юбки, оголив лодыжки едва ли не до колен, и тщательно потрясла ими — видать, побаивалась прихватить с собой мохнатого восьмилапого друга. Осторожно переставляя ноги, снова приблизилась и протянула мне бурдюк.

       — Рэнни, пей! — потребовала с нажимом.

       Вода, свежая и чистая, полилась прямо на мои разбитые губы. Я сдалась. Открыла рот и, захлебываясь, принялась глотать. Живительная влага тут же разлилась холодком по телу, унимая боль. Нескольких глотков оказалось достаточно, чтобы стало намного лучше. Чувство такое, будто погасили жаровню и вынули из меня вертел. Я даже застонала от разом наступившего облегчения.

       — Довольно!

       Добрая сестренка убрала в сторону бурдюк раньше, чем я смогла его схватить рукой.

       — Остальное, когда согласишься помочь мне.

       Прекрасный размен, ничего не скажешь. Надо было сдержаться и устоять от соблазна, а то теперь не смогу тихо умереть без спроса всем назло и лишний раз досадить тетушке.

       — Чего ты хочешь? — устало спросила я, отметив, что теперь челюсть повинуется намного охотнее.

       Губы тоже зажили, и речь больше не причиняла прежних мук. Разговаривать лежа у ног Анаретт было унизительно. Ненавижу чувствовать себя такой слабой! Я сделал усилие и сумела сесть, тяжело дыша и морщась от резкой боли в груди и руке — чтобы срослись кости трех глотков воды, пусть и из источника Аэра, явно недостаточно.

       Сестренка улыбнулась, наблюдая за мной, и в ее глазах мелькнул и пропал алчный огонек, скрытый густыми темными ресницами. Точно такими же, как у меня, что в неверном свете едва тлеющего фонаря казались еще гуще. Я насторожилась, дело явно нечисто, и мне готовят новую каверзу.

       — Хочу, чтобы ты на время стала мной, — наконец, выдала она.

       Ответ Анаретт оказался настолько неожиданным, что я поперхнулась воздухом и закашлялась, едва сдерживая рвущийся наружу истерический смех. Наверное, и захохотала бы в голос, если бы не болезненность процесса. Дышать, смеяться и кашлять было весьма затруднительно. Похоже, тетушка сломала мне ребро.

       Медленно выдохнув, потребовала:

       — Еще воды.

       Анаретт поколебалась несколько мгновений. Наконец, что-то решив для себя, огляделась вокруг и, приметив мятую собачью плошку, плеснула в нее немного и протянула мне.

       Аккуратно, чтобы не расплескать ни капли, взяла и выпила. Воды едва хватило на пару глотков.

       — Боишься, исцелюсь слишком быстро, и тетя узнает?

       В точку, судя по тому, как недовольно блеснули синие глаза.

       — Мама запретила мне сюда приходить, — призналась Анаретт.

       — Что, зрелище не достойное принцессы?