Читаем Мой Террорист (СИ) полностью

Еще какое-то время лежу, пытаюсь что-то сообразить. Кажется, и правда, что-то серьезное. У дяди Юры был такой голос… Пробую дозвониться маме, потом отцу. Они оба недоступны. Тревога охватывает меня все сильней. Самолет через три часа. Нет, уже через два часа сорок две минуты. Встаю, собираю вещи. Беру лишь самое необходимое: документы, деньги, джинсы, легкую куртку – сейчас октябрь, в Москве прохладно, в Париже надо будет переодеться. Весь мой багаж умещается в небольшую сумку. Бужу Джеки. Да, улетаю. Срочно вызвали, зачем, понятия не имею. Думаю, скоро вернусь. Конечно же, позвоню. Вещи? Я же вернусь. Если вдруг не получится, скажи персоналу отеля, чтобы переслали домой. Нет, я абсолютно не буду против, если Фил поживет у нас. Все, целую, пока…


Выхожу из бунгало, оглядываюсь назад, и сердце вдруг почему-то сжимается от тоски. Я вдруг понимаю, что больше сюда не вернусь. Я не вернусь ни сюда, ни в свою спокойную, счастливую жизнь. Я не знаю, что ждет меня дома, но чувствую – что-то очень плохое.


Глава 2

Дядя Юра встречает меня в аэропорту, как обещал. По-прежнему не отвечает на вопросы, настойчиво подталкивает меня к машине.


- Дома, Антон, все дома.


Судя по всему, едем домой к родителям, в их городскую квартиру. Дядя Юра лавирует в потоке машин не хуже опытного таксиста, умело избегает больших пробок, но совсем уж без задержек, конечно, не получается. Я даже рад этому, хочу, чтобы мое неведение продлилось еще хоть немного, неизвестность мучительна, но то, что я должен узнать, тоже пугает. В Москве золотисто-красная осень. День сегодня прозрачный и яркий, но от этого только тревожней.


У дяди Юры почему-то ключи, он открывает квартиру, молча проходит. Я уже ни о чем не спрашиваю, просто иду следом за ним в кабинет отца. Не знаю, работает тут отец или нет. Вряд ли, для этого есть офис. Скорее всего, что-то вроде холостяцкого логова, островок мужской независимости в семейном доме. Хотя, точно сказать не могу, все может быть. Удивительно, как мало, оказывается, я знаю о его привычках. А об этой квартире – еще меньше. Она для меня почти чужая, родители купили ее уже после того, как отправили меня в Англию. Потом вскоре появился загородный дом, где они в основном жили. В нем я обычно проводил свои «русские» каникулы. Последний год, после своего возвращения, я вообще живу отдельно от них.


Я ничего не знаю об этой комнате, не знаю, значат ли что-то для отца эти книги на полках, коллекция трубок, картина на стене напротив окна, фотографии в тонких рамках. Но так странно и страшно быть сейчас здесь без него, с его другом, который хочет, нет, должен мне что-то сказать, но явно оттягивает момент, никак не может заставить себя начать разговор. Он достает из бара бутылку виски, два низких широких стакана, наливает каждый до половины. Один стакан сует мне в руки.


- Сядь, Антон. Выпей.


Сажусь на широкий кожаный диван, с сомнением кручу стакан в руках. Пить виски вот так – неразбавленным, без льда?


- Выпей. Давай, залпом, как лекарство.


Он садится напротив, на край стола, махом опрокидывает в себя спиртное. Не верю глазам. Дядя Юра у нас пижон, светский лев, холостяк, вечный юноша, дамский угодник. Он любит, чтобы все было красиво. Что бы вот так – благородный напиток? Светские львы так не пьют. Так пьют опустившиеся алкаши возле ларьков. Паленую водку из пластикового стакана. От этого как-то жутко. Внимательно слежу, как по шее ходит кадык. В глаза вдруг бросается, какая она старая, эта шея. Вялая кожа, проступившие жилы. Он вообще скверно выглядит, это я замечаю только сейчас. Мешки под глазами, сигарета чуть подрагивает в руке. Он ровесник моих родителей, ему тоже за шестьдесят и все эти шестьдесят видно, как никогда раньше. Как много, оказывается, седины в модно подстриженной блондинистой шевелюре. Потертый пижон, постаревший плейбой. Быстро выпиваю свой виски. От волнения совершенно не чувствую вкус, только разлившееся внутри тепло.


- Антон… Мама с папой…


Он еле выталкивает из горла слова, дышит неровно, со всхлипом, как будто пытается не заплакать.


- Авария… За городом. Возвращались домой… Сердечный приступ… Врачи говорят, умер мгновенно, за рулем. Машина – в отбойник, отбросило на встречку… Лешка… Представляешь, на нем ни царапинки. А Ольга…


Дядя Юра жалко морщится. Слезы все-таки текут, он смахивает их рукой.


- Ольга… Не сработала подушка… Никогда не любила пристегиваться… Её выбросило из машины…


- Дядя Юра! Что с мамой?!! Она тоже?!..


- Нет… Тяжелая черепно-мозговая… Пока без сознания… В Склифе.


- Дядя Юра, но как, почему? Почему – сердце? Он был таким… сильным… здоровым… никогда ни на что не жаловался…


- Последнее время жаловался… Ты просто не знал. Алексей не хотел.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное