Читаем Мой Террорист (СИ) полностью

Кое-как успокоившись, выбираюсь из постели. Моя рубашка валяется на полу рядом с диваном. Поднимаю, встряхиваю, и меня тут же окутывает едва уловимый запах чужого парфюма. Тяжеловатый восточный аромат… сладкий, приторный, совсем ему не идет… Плечи рубашки немного помяты. Тонкий упругий шелк за ночь почти разгладился, но все-таки заметно. Сильно же он ее тискал… Поэтому и болит. Скашиваю глаза в сторону, потом в другую: так и есть, синяки. Не очень, но все же видны. Какая-то слабость в коленях. Плюхаюсь задницей на постель и какое-то время сижу, разглядывая смятую одежку.


День проходит спокойно. Сначала принимаю душ, стоя в обшарпанной чугунной ванне. С ума сойти, каким я стал непривередливым. Пару месяцев назад я бы побрезговал подойти к этой уродливой лоханке, не то, что в нее лезть. Слегка прибираюсь в квартире, потом выхожу из дома. Хорошо, что к празднику дали премию, я смогу купить подарки маме и Юрию Петровичу. Долго хожу по магазинам, так трудно найти достойный презент, соответствующий моим финансам. В конце концов, покупаю дяде Юре тонкий кашемировый шарф, а маме белоснежные пушистые варежки из ангорки. Мама обычно носит перчатки, но варежки такие легкие и теплые, должны ей понравиться. Если ей сейчас вообще хоть что-то понравится…


Пополняю свой запас кофе. Еще покупаю теплые зимние ботинки. Те, которые у меня сейчас, элегантное творение Гуччи, очень хороши, но лишь при условии, что у тебя есть авто. Для того, чтобы месить ими слякоть и снег они совсем не годятся. И они слишком легкие для московской зимы. Хорошо бы купить большой ровный матрас, их еще называют надувными кроватями. Я замучился спать на этом убогом диване, он весь в каких-то буграх и где-то сбоку даже чуть-чуть выпирает пружина. Но, похоже, этого мой бюджет уже не вынесет. Придется еще потерпеть, не все сразу.


Кажется, наконец-то наступила зима, на улице легкий морозец, и даже застывшая грязь слегка присыпана тонким снежком, поэтому мысли у меня по дороге домой исключительно приятные. С удовольствием думаю о том, что завтра Новый Год, о том, что сегодня вечером за мной заедет дядя Юра, и я снова увижу маму. Что проведу с ней целых шесть дней. К тому же целых шесть дней в уютном доме, в человеческих условиях.


Выходные проходят спокойно и тихо. Юрий Петрович с благодарностью принимает шарф, немного смущаясь, вручает мне тонкую пачечку тысячных купюр. Среди богатых людей дарить на Новый Год деньги как-то не принято. Даже считается оскорбительным, знаком того, что человек не позаботился выбрать тебе подарок. Но он поступает совершенно правильно, это именно то, что мне сейчас нужнее всего. К тому же сумма такая, что для меня значима, но в то же время, не настолько велика, чтобы я чувствовал себя обязанным. Хотя я и так перед ним в долгу за то, что он делает для моей мамы.


Маме варежки все-таки нравятся, она слегка мне улыбается и даже целует в щеку. Она явно потихоньку приходит в себя. Не знаю, радоваться мне или плакать. Бедная мама, ей еще предстоит осознать то, что случилось с отцом, осознать всю глубину потери, прочувствовать до конца его предательство. Как же ей будет тяжело…


Новый Год встречаем втроем, в нарядной гостиной. После ужина мама и дядя Юра садятся на диван смотреть телевизор. Дядя Юра трогательно хлопочет, стараясь усадить Оленьку поудобней, спрашивает, не принести ли подушку. Я сажусь на полу рядом с мамой, устраиваю голову у нее на коленях. Родное тепло, так приятно… Мама задумчиво перебирает мои волосы, от этого в груди тихонько щемит. В комнате терпкий еловый аромат, вспоминаю новогодние праздники своего детства, все почти так же, только под елкой всегда лежала гора подарков, и с нами тогда был отец.


Оставшиеся пять дней тоже проходят, словно в раю. По утрам долго валяюсь в мягкой уютной кровати, нежусь в большой круглой ванне, пробую разные соли и пену, балую себя кремами и лосьонами. Что и говорить, светские львы знают толк в сладкой жизни. Пытаюсь вообразить себе ванную Гурова. Спальню в общих чертах представляю, думаю, те же черненькие простынки. А стены, наверное, темно-синие, как его новогодний прикид. Насмешливо фыркаю: вполне подходит этому мрачному типу. Продолжаю фантазировать: и в ванной, скорее всего, черный кафель, может быть, темный малахит. Черная мыльница, черный стаканчик для полоскания, черная зубная щетка… И полотенца тоже черные. И черный банный халат… Короткий, выше колен… небрежно запахнут и перехвачен поясом… влажная после ванны волосатая грудь… Побриться еще не успел, поэтому на смуглых щеках короткая жесткая щетина… такая колючая… Даже не замечаю, как моя рука тянется… понятно, куда. От своих шаловливых мыслей я уже здорово возбудился, мой член встрепенулся и выглядывает из пышной пены как любопытный зверек из норки. Набираю в ладонь побольше белой легкой субстанции, нежу себя, ласкаю в теплой душистой воде. Тор… Тор… Тор… Тооор… Тооооор… Тоор… Хаааа… Сладко кончаю и тут же от смущения с головой погружаюсь в воду, как будто виновник этой внезапной разрядки может за мной наблюдать.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное