Читаем Мой Террорист (СИ) полностью

В конце мая мне исполняется двадцать пять. В моих глазах этот возраст особенный, некий этап взросления, все-таки четверть века. Дата, конечно, не круглая, скорее она… Задумываюсь. Представляю себе столетие в виде круга, поделенного на четыре, как торт. Точно, дата не круглая, она скорей угловатая, но от этого не менее важная. Праздную день рожденья дома, вдвоем с Джеки. Я даже могу накрыть праздничный ужин, Юрий Петрович с мамой прислали мне в подарок довольно приличную сумму. Ловлю себя на том, что в мыслях уже невольно объединяю их в одно.


Я рад, что Джеки сегодня без Фила. Совершенно не против их отношений, просто нам так редко удается побыть вдвоем, поговорить по душам. Они последнее время неразлучны, Фил уже почти перебрался в Москву, даже снял здесь квартиру. Мне за них как-то тревожно, напоминаю Джеку об осторожности, ведь повсюду столько любопытных глаз. Все-таки Женька сын очень состоятельных родителей, кто-то что-то заметит, информация попадет в газеты и тогда скандала в семье точно не миновать. Джеки мрачнеет, говорит, что избежать этого, видимо, не удастся, рано или поздно они все равно узнают.


- Собираешься им рассказать?


На лице у Джека испуг.


- Нет! Не сейчас, может быть, немного позднее…


Он явно избегает продолжения темы, вместо этого спрашивает, как у меня дела с Тором. Чувствую, как щекам становится горячо.


- Сладкий мой, ну чего ты выдумываешь? Уверяю тебя, между мной и Гуровым ничего нет.


Женька смеется:


- Тони, ты покраснел!


- Вот уж нет…


- Покраснел, покраснел! Хватит упрямиться, просто признай, что влюбился.


- Джек, отстань! Говорю же, ты ошибаешься.


Он звонко чмокает меня в пылающую щеку.


- У, какой ты горячий. Тони, знаешь, какая ты прелесть, когда смущаешься? Тебе надо чаще делать это при нем.


Краснею еще сильней и от стеснения отвешиваю Джеку подзатыльник.


***

Новая секретарша, ее, кстати, зовут Тамарой, быстро осваивается с работой. Вроде бы, мне должно стать полегче. Но это не так. У нашего генерального громадные планы. Сейчас, например, он активно продвигает один из наших журналов на иностранный рынок, для начала – в Германию. Где-то в середине июня он вызывает меня к себе в кабинет и спрашивает, как у меня дела с немецким.


- Неплохо. Нет, конечно, хуже, чем с инглишем, но, в общем, довольно прилично, особенно разговорный.


- Хорошо. У меня самого плоховато. Завтра прилетают немцы насчет нашего журнала.


- Хочешь, чтобы я переводил? Но я, наверное, не смогу… Вся эта терминология… Я ее не знаю.


- На деловых встречах, разумеется, будет переводчик.


На деловых… А что, предполагаются какие-то еще? Больше не возражаю, тем более, что Гуров мое мнение и не спрашивает.


На следующий день встречаем гостей в аэропорту. В руках у меня бумажка, на которой большими жирными латинскими буквами напечатано название нашей компании. Немцев двое: Клаус Шварц унд Фридрих фон Кто-то-там, длиннющая, видимо, аристократическая, фамилия. Клаус – лет сорока, совершенно крестьянская внешность. Крепко сбитая, почти квадратная, фигура, клетчатый твидовый пиджак, кажется, трещит на широченных плечах. Густые рыжие волосы, широкая мордень, вздернутый нос. Руки-лопаты с короткими толстыми пальцами. Фридрих постарше, лет, наверное, на десять. Строгий темный костюм, худощавый, узкие сутулые плечи. Бледное лицо с мелкими невыразительными чертами, безвольный скошенный подбородок. Аккуратные холеные лапки, негустые седоватые волосы зализаны назад. Решаю, что про себя буду звать его Фрицем. Дойчи до смешного не похожи друг на друга, просто пара коверных клоунов – грустный меланхолик Белый и грубоватый весельчак Рыжий, это меня веселит.


Церемония знакомства, короткий обмен любезностями. Разговор ведет, естественно, Гуров, я просто перевожу. По дороге в гостиницу Фриц тихо сидит на заднем сиденье, чинно сложив на коленях бледные ручки. Клаус все время вертится, как школьник на экскурсии, сыплет вопросами, ему все интересно. Определив немцев на постой, возвращаемся в офис. Переговоры начнутся завтра, а сегодня вечером – ужин в ресторане отеля в честь иностранных гостей.


На ужине с нашей стороны кроме меня и Гурова присутствуют замы по коммерции, по финансам, зам по производству и секретарша Тамара, видимо, ее предназначение – украшать своим присутствием наш суровый мужской коллектив. К счастью, она тоже неплохо знает немецкий и тоже может переводить, так что я получаю неожиданную передышку. Фридрих вначале напоминает мороженого судака, но потом, выпив, распоясывается до того, что позволяет себе несколько взмахов ручонками, у него даже прорезывается голос, такой же сухой и невыразительный, как он весь. Клаус ведет себя очень дружелюбно, пожалуй, даже слегка фамильярно, во всяком случае, меня он к концу застолья уже запросто зовет Энтони.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное