Читаем Мой Террорист (СИ) полностью

Клаус лезет следом за мной, shit, совсем забыл про него! Жмется ко мне, тяжело наваливается крепким горячим телом, жарко сопит, мусолит губами шею. Пытаюсь отодвинуться, но куда деваться в тесном салоне, оказываюсь зажатым между распаленным немцем и дверцей машины. Широкая мужичья ладонь снова ложится на колено, на этот раз она долго там не задерживается, раздвигает мне ноги, гладит бедро, тискает сквозь джинсы мой член. Хриплый шепот в самое ухо: «Энтони… Энтони, ты так хочешь… у тебя уже такой твердый… поедем со мной, в отель…» Жадная дрожащая лапа ныряет под майку, гладит грудь, щиплет соски, расстегивает штаны, забирается внутрь, хозяйничает там, шарит, лапает, мнет… «Энтони… ты там уже такой мокрый… просто насквозь…»


Shit, конечно же, твердый! И мокрый… Твердый, мокрый, горячий, болезненно ноющий… И, да, я хочу! Ты же сам лапал меня, и все это при нем, при чертовом гребаном Террористе… он был сегодня так близко… Совсем рядом, в густой толпе на танцполе, касался плечами… обтирался спиной… толкал меня своей задницей… А теперь спокойно ведет машину, как будто у него позади ничего такого не происходит… Бросаю короткий взгляд в широкое, панорамное зеркало заднего вида. В нем отражается совершенно каменное лицо, отстраненный холодный взгляд, куда только девался недавний огонь… Внимательно следит за дорогой… Тебе действительно все равно? Тебе все равно, что похотливый рыжий Клаус ласкает меня на заднем сиденье твоей машины? Или тебе важнее всего, чтобы чертов почтенный немецкий партнер остался доволен? Может, ты даже не против, чтобы он трахнул меня прямо здесь, при тебе? Может, ты даже словишь от этого кайф?


Черт, такая обида… Накрывает меня с головой, накладывается поверх возбуждения… Да, я хочу! Так сильно, что мне уже все равно, где и с кем, лишь бы скорее! Shit, я пойду с этим чертовым Клаусом, в его чертов гребаный сучий отель! Может, хоть он, наконец, отымеет меня… Будет трахать всю ночь… А ты возвращайся домой на своей чертовой гребаной колеснице, чертово гребаное божество!


Подъезжаем к отелю, немец не может никак оторваться, торопливо облапывает, сильно, с нажимом, оглаживает между ног, наконец, выбирается наружу. Тоже тянусь к выходу, одновременно пытаясь застегнуться, черт, как же это все затолкать… Чертов гребаный Тор быстро оборачивается, захлопывает дверь, резко бьет по газам, Ауди с ревом срывается с места. Shit!!! Остаюсь в машине, с таким стояком! Член прилип к животу, яйца как каменные, да я сейчас просто взорвусь!! Страшно хочется разрядиться, просто дрожу, но не могу же я делать это при нем, это было бы уже слишком!!


Кое-как все же застегиваюсь, откидываюсь на спинку сиденья. Впереди – все то же каменное спокойствие. И молчание. Черт, куда мы хоть едем? Пытаюсь справиться с дрожью, пытаюсь сосредоточиться на дороге, похоже, направляемся в мой спальный район. Останавливаемся у подъезда, выхожу из машины. Shit, скорее домой, остаться одному, закончить то, что начал чертов гребаный Клаус, сбросить, наконец, напряжение… Сволочь ты, Тор, так меня обломал… Тор выходит следом за мной, молча идет к подъезду.


- Куда ты? Дальше я сам…


Отрывисто, зло:


- Нет уж. Доведу до квартиры. Чтобы не вздумал отправиться еще куда-нибудь. Искать приключений.


- Я и после могу… Когда ты уйдешь.


- Только попробуй.


В узкой кабине лифта с ним вдвоем совершенно невыносимо, некуда деться от его присутствия, от тяжелого твердого взгляда. Отворачиваюсь к стене. Он не только доводит меня до квартиры, проходит следом за мной, молча следит за тем, как я пытаюсь снять кеды. Путаюсь неловкими пальцами в шнурках. Сам он не разувается, слава богу, значит, уйдет. Наконец, справляюсь с завязками, проходим в комнату, останавливаюсь, поворачиваюсь к нему лицом, и тут он на меня набрасывается. Нет, не так, бросаемся оба, нас просто швыряет друг к другу!


Повисаю на нем, обнимаю, опутываю руками, ногами, впиваюсь губами в шею. Знакомый дразнящий запах… Он подхватывает, стискивает до хруста, до боли, теребит пряжку ремня, дергает молнию, запускает руки в штаны, мнет мои половинки, трет между ними, надавливает, вставляет сразу два пальца… Тоже вожусь с его молнией, руки не слушаются, дрожат… Под серой джинсовой тканью такой стояк… Наконец, застежка раскрыта, твердый горячий член вырывается из трусов, просто выпрыгивает мне в руки… Обхватываю сразу двумя. Такой возбужденный… И мокрый… Подрагивает у меня в ладонях… Ну, здравствуй, приятель, как же я по тебе скучал. Руками скольжу по стволу, двигаю тонкую шкурку, ласкаю пальцем головку... Ну, наконец-то, как долго я об этом мечтал…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное