Мой тесть Леонид Брежнев

Сразу скажу, что я никогда не был близок с министром, как сейчас преподносит печать, но пусть это будет только деталью в нашем разговоре, Щелоков — человек самостоятельного мышления, очень энергичный, с хорошей политической смекалкой, которую, правда, сейчас возводят в степень политического авантюризма (где-то, наверное, это так), но все-таки определенная взвешенность и продуманность принимаемых решений у Щелокова была всегда. Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности в стране. При нем органы внутренних дел стали более уважаемы в народе. Для милиции было много сделано и в материальном отношении; в 1981 году Совет Министров решил вопрос о повышении денежного содержания сотрудникам органов. Если раньше за офицерское звание лейтенант получал 30 рублей, то теперь — уже 100. Придало ли это новый импульс нашей работе? Бесспорно. Повлияло ли это на стабилизацию кадров, приток новых сил? Конечно. Я не знаю, поэтому не говорю сейчас об образе жизни Щелокова вне стен министерства, но меня и других членов коллегии всегда подкупали энергичность, моторность министра, его умение «пробить» интересные вопросы. Кстати, именно Щелоков не раз протестовал, ссылаясь на зарубежный опыт, против больших сроков наказания для женщин и для подростков. Он предлагал вывести из подчинения Прокуратуре весь следственный аппарат и подчинить его МВД или иметь самостоятельное следствие — в этом он видел большую пользу. А то у нас получается, что Прокуратура и ведет следствие, и надзирает за ним. А это в корне неправильно. Тут сплошь и рядом происходят ошибки, как сейчас. Щелоков бережно относился к кадрам, я не помню ни одного случая, чтобы чья-то судьба была сломана, чтобы лицо, входившее в номенклатуру министерства, было с позором из органов изгнано, чтобы вокруг этого оступившегося человека искусственно нагнеталась обстановка. Давайте представим себе начальника УВД крупного промышленного города или области; ведь это человек, которому доверен исключительно важный участок работы — и политический, и криминальный, забот у него хватает. И пусть этот человек даже споткнулся, сделав что-то… то тогда давайте все-таки положим на весы: с одной стороны, его многолетнюю и безупречную службу, а с другой — вот тот проступок, который он совершил. Что перетянет? Неужто нужно сечь голову генералу, изгонять его с позором из органов, отдавать его под суд, лишать его формы, орденов и пенсионного обеспечения в старости?

Другая заслуга Щелокова, которую никак нельзя сбросить со счетов, — это установление тесных контактов с партийными, советскими и другими государственными органами. При нем значительно расширена сеть учебных заведений МВД СССР. У нас появились академия, Высшая школа милиции в Горьком, обновлялись кадры милиции, работа сотрудников аппарата становилась более конкретной, несколько снижалась преступность по отдельным ее видам. По инициативе Щелокова были установлены прочные контакты с органами внутренних дел социалистических и развивающихся стран, увеличили прием на учебу иностранцев. Конечно, мы не проводили вместе с варшавской милицией операции по отлову советских контрабандистов, тогда их было очень мало, мы к ним интереса не проявляли; у нас не было такой вакханалии в районе Бреста, как сейчас! Отсюда вывод: варшавская криминальная полиция охотно перенимала опыт Московского уголовного розыска, у нас было чему поучиться нашим друзьям — и в хватке, и в оперативном мастерстве. Кроме того, мы всегда оказывали им помощь, снабжали их новейшей криминалистической и другой рабочей техникой, и хотя все это, конечно, Советскому Союзу вылетало в копеечку, и нам неоднократно приходилось слышать, что эти деньги было бы можно отдать и собственной милиции, — так, мне кажется, ставить вопрос все-таки нельзя. Да, для нас эти поставки обходились, конечно, дороговато, но и помогать тоже было надо, никуда от этого не денешься. Мне доводилось встречаться с руководителями Польши, той Польши, еще социалистической, я всего один раз был в ГДР, да и то накоротке, был в Венгрии, в Болгарии, знакомился с работой их милиции — это была глубокая искренняя дружба между нашими странами, мы откровенно делились (по линии органов) своими проблемами, а они — своими, не менее сложными.