— Хаос в последнее время удивительно счастливым ходит, и он очень просил моего разрешения поговорить с тобой. Я не знаю, что он хочет, но отказывать не вижу смысла. Мешать мне, а тем более вредить он не станет. А потому, я сама хочу посмотреть, что ему от тебя понадобилось. Сходишь?
— Да не вопрос. Куда идти?
— Я проведу.
Повернувшись, Госпожа повела меня за собой. Измерения менялись, я чувствовал, как мы переходим из одного мира в другой, пока она не показала на выход. Подойдя к переходу в мир живых, вижу на той стороне играющего на шарманке старика в лохмотьях. Потрепанная, местами дырявая льняная одежда, под которой достаточно хорошее телосложение создающее впечатление о бывшем воине. Длинная седая борода, впалые щеки, спрятавшиеся под густыми бровями глаза, на голове остроконечная шляпа.
Старик стоял в небольшой закутке, перед широкой площадью с детской площадкой, и спокойно крутил рычажок шарманки наигрывая веселую мелодию, разносившуюся по площади словно ветер. Вокруг витал сильный магический фон, а вдоль двух и трехэтажных домов были проложены на манер электрокабелей магические ретрансляторы, передающие друг другу магию. Интересный город.
— Подходи, не стесняйся, — хрипло с улыбкой на губах, позвал меня старик. Перейдя в облик незримого простым людям духа, подлетаю к старику.
— Хаос?
— Он самый. Пиво принес?
— Чт… нет!
— Ты меня расстроил, — поник старик.
— Вообще, что ты делаешь? — став рядом с ним, рассматриваю старика поближе.
— Играю.
— Я вижу. Но зачем?
— Хотел поддержать своих маленьких поклонников, — старик расплылся в улыбке, а я заметил, каким снисходительным взглядом тот смотрит на детей.
— Неожиданно.
— А ты думал, я постоянно устраиваю вакханалию, жгу леса и просто отрываюсь? — старик повернулся, а улыбка стала шире.
— Есть немного.
— Распространенная ошибка. Один умный смертный как-то сказал, что Хаос — это такой порядок вещей, который мы не можем осознать. Интересные слова, которые мне очень нравятся. Ведь в конце концов, я — олицетворение, а не проявление.
— И что это значит?
— Зачем мне устраивать бардак, когда смертные с этим прекрасно справляются сами? В конце концов — я вездесущ. Я есть в мелочах. В суматохе сбора в дорогу, в вещах при переезде, в детских голосах, играющих на этой площадке, я есть в шутках и шалостях, какие делают и взрослые, и дети. У меня нет собственного плана какие есть у первоэлементов, но он мне и не нужен, — старик обвел свободной рукой площадь и молвил: — вот мой дом. А как любой хозяин в доме, я в некотором роде пекусь о его сохранности.
— Забавно это слышать от олицетворения Хаоса.
— Думаешь я — зло?
— Вовсе нет. Ты, это ты.
— И правильно. Я не зло и не добро. Как любой из первоэлементов, мы просто есть, и то, в чём мы проявляемся — есть результат дел смертных. Боги, духи, живые и мертвые, все они имеют начало и конец, все они делят мир на черное и белое, и лишь мы остаемся непоколебимы. Идут года, умирают и рождаются империи, уходят старые боги, на их место приходят новые, цикл постоянно обновляется. Это круговорот, который заложен с начала мироздания. И вот здесь появляешься ты.
— А причем тут я?
— При том, Аид. При том. Меня очень забавляет то, как ты меняешь все эти истории. Демиурги регулярно развлекаются, засылая разных попаданцев, из одного мира в другой. А ты… ты просто взял и возвел это дело в абсолют, со своим трактиром, — старик замолчал, скосил на меня взгляд, и в ярко зеленых глазах я увидел царящее веселье. — Мне очень нравится теория бабочки, слышал о ней? Конечно, слышал, уж тебе ли её не знать. Но в моих глазах, ты сам одна здоровенная бабочка, потому что небольшими короткими действиями, ты оказываешь колоссальное влияние на миры. Например, видишь этих детей?
— Да.
— Они должны были уже быть мертвы. Как и этот город. Но они живут. Помнишь, на заре твоего трактира, приходил человек, в мире которого лживые боги вытеснили оригинальную религию и паразитировали на смертных?
— Да, помню, было дело, — киваю.