Мой университет

Осенью того же года нам предстояло начать подготовку к отчетно-перевыборному собранию. В связи с тем, что количество членов нашей факультетской парторганизации превысило триста человек, нам были предоставлены права парткома в решении вопросов приема и исключения членов партии. В соответствии с этим партбюро реорганизовывались в парткомы, а общественная должность секретаря становилась штатной в составе руководящего аппарата райкома КПСС. Но мы по-прежнему оставались подотчетными и парткому университета. Главная цель этой реорганизации состояла только в упрощении порядка приема в партию новых членов и вынесения дисциплинарных решений по персональным делам. Практически новый статус не изменил нашего положения в структуре партийной организации университета, за исключением того, что появилось более солидное звучание «партком». Радикально изменилось только должностное положение секретаря парткома, оно теперь значилось в кадровой структуре РК КПСС. Теперь я должен был перейти на эту ставку, сдать туда свою трудовую книжку и получать установленное по штату денежное содержание в сумме 220 рублей. Никаких выгод это условие мне не сулило, так как преподавательскую деятельность я мог продолжать лишь по совместительству, на полставки. Из-за этого мой денежный доход уменьшался на 20 рублей. Правда, настаивая на обязательном переходе секретаря парткома в райком, говорили, что потери в окладе будут компенсироваться льготами – двойной оплатой отпусков, бесплатными железнодорожными билетами и путевками в санаторий, прикреплением к поликлинике. Но я помню, что все новоявленные секретари парткомов на факультетах не соблазнялись такой приманкой. Особенно те, которые были докторами наук. Я тоже не стал торопиться выполнять это требовательное пожелание райкома до отчетно-перевыборного собрания, надеясь, что проблема разрешится сама собой, так как продолжать партийную карьеру я не собирался. Но все опять пошло не по моему сценарию. В конце ноября 1975 года на отчетно-выборном собрании я снова был выдвинут в состав парткома, собрание снова не удовлетворило моего самоотвода, и я вновь стал секретарем. Переходить же на освобожденную ставку я продолжал отказываться и даже предложил эту мою ставку передать заместителю по организационной работе, а сам был согласен исполнять обязанности секретаря на общественных началах.

Наконец в порядке исключения мне было разрешено остаться на своей штатной должности доцента с зачислением меня по совместительству на райкомовскую половину ставки. Но это не избавило меня от непредвиденных неудобств. В конце февраля 1976 года я должен был по приглашению ехать в Польшу для чтения лекций в Варшавском университете. Когда я попытался согласовать этот вопрос в райкоме, мне было сказано, что я могу это делать только во время своего очередного отпуска. Компромиссное решение было найдено и в этот раз. А летом возникли затруднения с размером моего очередного отпуска. Вместо положенных мне двух месяцев я мог воспользоваться только одним. Конечно, все это не меняло моего ответственного отношения к обязанностям секретаря парткома, но меня снова стали убеждать в переходе на полную райкомовскую ставку. Как вдруг проблема решилась неожиданно сама собой. В один из последних июньских дней 1976 года министр культуры РСФСР Ю. С. Мелентьев предложил мне перейти на должность директора Государственного Исторического музея.

О том, как это предложение возникло, как я его принимал и как стал шестнадцатым директором Исторического музея, как отслужил в нем верой и правдой шестнадцать лет, как закрыл его на шестнадцать лет капитального ремонта и как проживал это лихолетье вместе со всеми его сотрудниками, я рассказал в своей повести «Жизнь музея в эпоху перемен». Теперь я скажу только одно. Я принял решение о переходе в Государственный Исторический музей только после того, как получил позволение ректора МГУ академика Рема Викторовича Хохлова остаться по совместительству доцентом исторического факультета, а от министра культуры РСФСР Юрия Серафимовича Мелентьева – согласие на это совместительство.

* * *

9 июля 1976 года приказом министра культуры РСФСР я вступил в должность директора Государственного Исторического музея, а 1 сентября доцентом-совместителем исторического факультета я начал очередной учебный год в своем университете. Право на это, скажу честно, я оговаривал, потому что у меня не было уверенности, что смогу войти в понимание незнакомого мне музейного дела, что сумею обрести доверие незнакомого мне коллектива сотрудников, уникальных специалистов, людей необычной профессии – музейщиков, очень независимых в отношениях с вышестоящим руководством. Но больше всего я беспокоился, что не придусь ко двору в министерстве. Не было у меня опыта. Вырос я в условиях университетской автономии, где профессорско-преподавательский состав знал только одну – свою университетскую власть, а министерскую, признавая, больше критиковал, чем уважал.