Неудивительно, что этот парень такой грязный. Меня начинает терзать душевные муки из-за этого бедного варвара.
— Смотри, — говорю я ему. Я хватаю горсть снега и, растерев несколько ягод, впечатываю их в снежный ком, после чего бросаю его вверх по течению. Уходит пару минут, и тогда тростники, один за другим, все больше и больше отдаляются вниз по течению до тех пор, пока не исчезают из виду. Рыбам-людоедам не нравятся эти плоды, и этот маленький фокус каждый раз срабатывает как по волшебству.
Рух вскрикивает, явно впечатленный.
— Ну же, быстрее! — говорю я ему. — Давай, пошли мыться.
Он настаивает на том, чтобы проверить воду, прежде чем я вообще войду в нее, так что, снимая с себя шкуры, я раздеваюсь и терпеливо выжидаю на берегу. Мне не терпится помыться. Я с удовольствием постирала бы и свою меховую одежду, но я не совсем уверена, каким образом стирать шкуры, к тому же, у меня нет ничего, во что переодеться. Им продеться пока оставаться грязными.
Когда Рух дает «добро», я на цыпочках вхожу в воду. Это просто рай. Полностью погрузившись в нее, я испускаю стон абсолютного удовольствия.
— То, что надо.
Я сразу же достаю с берега свой мешок и, сдавив несколько ягод, отдраиваю свою кожу и волосы.
Рух некоторое время наблюдает за мной, а затем входит в воду вслед за мной. Он явно проявляет нерешительность, и очевидно, что чувствует он себя слегка не в своей тарелке. Очевидно также и то, что он не знает, что ему дальше делать с моей совершенно обнаженной кожей, потому что продолжает протягивать руку, чтобы прикоснуться ко мне. Единственное время, когда мы обычно раздеваемся друг перед другом полностью, — это время сна, поскольку так легче делиться теплом, и поэтому его замешательство мне понятно.
— Давай отмываться, — говорю я и показываю ему, как раздавить ягоды и образовать немного пены. Я протягиваю ладонь и легонько натираю ему руку. — Тебе это понравится, поверь.
Он пялится вниз на грязные ручейки, стекающие по его коже. А потом смотрит на меня и потирает мою кожу. Она слегка грязная, но не так, как у него. Постепенно его осеняет понимание, и он начинает мыть свою кожу.
— Мыть.
— Вот именно, — заявляю я с энтузиазмом, отскребая его кожу вместе с ним. Я перемещаюсь ему за спину и начинаю ее скрести, уделяя особое внимание, чтобы проникнуть во все укромные местечки и наросты вдоль его позвоночника и рук. Вошь у меня в груди, стремительно вибрируя, просто безумствует. Я слышу, что его собственная делает то же самое.
У меня и в мыслях не было раздувать это событие чрезмерно сексуальным, но разве могло быть иначе? Мы оба голые, и я провожу руками по каждому его дюйму. Пока я тру его спину, его хвост стегается в воде. Такое странно ощущение, когда моешь кого-то другого, особенно, если это хвостатый парень, но я хочу, чтобы он был чистым. На днях в пылу момента я вцепилась в него зубами, и я стараюсь не думать о том, что, должно быть, непроизвольно облизывала его кожу.
— А знаешь, это купание так кстати для меня, — говорю я ему, проводя ладонями вниз по его невероятно мускулистой руке. — Дело в том, что рано или поздно, но я уступлю этому резонансу, вот я и подумала, что раз так, то могла бы в этой ситуации получить опрятного и чистенького парня, верно?
— Повтори, — говорит он хриплым голосом. Он не понимает, что я говорю.
— Все в порядке, — успокаивающе говорю я ему. Я планомерно провожу своими мыльными ладонями по его широким плечам.
И тут я осознаю, что только что подумала о нем, как о «своем» инопланетянине.
— Мне просто нужно немного времени, чтобы свыкнуться со всем, что входит в комплект, — бормочу я про себя. Затем я говорю ему: — Я собираюсь вымыть тебе волосы.
Он напрягается, когда я кладу руки ему на голову.
— Нагнись, — велю я ему и похлопываю по поверхности воды. Она по пояс, так что опасности нет.
Он поворачивается и окидывает меня взглядом, а его глаза недоверчиво сужены.
— Уверяю тебя, все в порядке, — я опять похлопываю по воде и улыбаюсь ему поощрительной улыбкой. — Ты же хочешь сделать меня счастливой, не так ли?
Он издает рык, хотя я знаю, что он не понимает моих слов. Но потом он начинает опускаться в воду до тех пор, пока его подбородок не касается поверхности, а все остальное погружено под воду.