Мой варвар

Поскольку я все еще восстанавливаюсь от родов, они загружают сани — обычно используемые для перевозки мяса — шкурами и подушками, и нас с ребенком размещают в них, как только отряд охотников готов отправляться. Стоя рядом со мной, Лиз чуть ли не подпрыгивает от предвкушения, пока мужчины в последнюю минуту принимаются проверять оружие.

Она тянет ко мне руки.

— Можно мне его подержать? Пожалуйста?

Несмотря на то, что каждой своей частичкой мне хочется вцепиться в малыша и в который раз засунуть ему в рот грудь в надежде, что он еще немного поест, скрепя сердцем я все же расстаюсь со своим свертком.

Она берет его на руки, и выражение ее лица смягчается от восторга.

— Боже мой, да он симпотяжка!

Услышав это, чувствую, как, переполненная материнской гордостью, я заливаюсь горячим румянцем.

— Да, так и есть.

— Ты только посмотри на эти крошечные рожки! И на эти крошечные наросты на лобике! — ее голос переходит в воркование. — Ты самый драгоценный, не так ли?

Малыш начинает плакать, слабо и уныло.

Я протягиваю руки, а мои груди сразу начинают протекать молоком, и раскрываю все то, во что я закутана, чтобы покормить его.

— Он не такой сильный, каким ему следует быть, — говорю я Лиз, когда она возвращает его. — Я ужасно боюсь.

— Вошь все уладит, — уверяет она меня, похлопывая по луку, перекинутому через плечо. — Вы уже определились с именем?

Я киваю головой, довольно вздохнув, когда ребенок присасывается к моей груди и начинает жадно есть. Каждое кормление дает ощущение бесспорного успеха.

— Мы взяли первые части обоих наших имен и придумали Рухар.

— О, мне нравятся!

— Мне тоже, — кажется, что для такого крошечного, тощего малютки это имя вроде великое, свирепое, но он вырастет.

— Хотелось бы знать, как мой будет выглядеть, — Лиз мечтательно поглаживает свой живот.

— Покрупнее, полагаю, — говорю я, пытаясь не завидовать, думая об этом. Не вина Рухара, что он родился рановато и таким крохотным. Моему телу было просто не под силу дальше обеспечить ему питание. В этом я чувствую себя своего рода неудачницей.

Но тут ко мне подходит Рух и касается моей щеки, и это уже неважно. Мы обязательно добудем для нашего ребенка кхай, и он ему поможет.

Так же, как он помог мне.

***

Мы передвигаемся большую часть дня. Рух тянет мои сани, а остальные охотники идут в ногу с нами, хотя я понимаю, что они могли бы идти намного быстрее. Лиз идет рядом со мной, беспрерывно жужжа мне в уши и беря на руки младенца каждый раз, когда я ей позволяю. В течение дня я передаю его все чаще, потому что просто ехать на санях очень утомительно, а «тетушка» Лиз преисполнена желания провести свою долю времени с ребенком. Я дремлю урывками, и мои сны просто ужасны, полны тревог и опасений.

Медленные удары с глухим стуком и последующие сотрясения земли — это именно то, что меня будит. Я усаживаюсь на санях прямо, когда очередной стук сотрясает мир, и тут я понимаю, что мы остановились. Уже настали сумерки, и солнца заходят за горизонт пурпурных небес.

— Их нашли, — шепчет Лиз.

Вдали, из-за деревьев, я вижу несколько гигантских голов са-кoхчк. Один из них щипает перообразную крону одного из розовых деревьев. Другой медленно бредет мимо, и глухие шаги его лап сотрясают землю. Они громадные, каждый из них размером с самолет, не меньше, и я снова начинаю беспокоиться. Я уже видела их раньше, но совсем забыла, до чего ж они огромны. Они травоядные, но сам их размер и сила делают их опасными.

Рáхош поворачивается к охотникам, и его взгляд резко направляется на Лиз.

— Мы разделимся и окружим их, чтобы добраться до самого маленького. Если нам удастся его ранить, то сможем отделить его от стада. Если нет, то можем попытаться направить его, загнав в угол, — он кивает Руху. — Ну что, готов?

Рух отпускает упряжку саней и смотрит на меня сверху вниз. Мне очень хочется возразить, мол, ему не обязательно идти, но он должен. Ради нашего малыша.

Лиз протягивает мне Рухара, и я прижимаю его к себе.

— Не хочешь, чтобы Рух остался со своей парой? — спрашивает Лиз.

— Рух сильный и быстрый. Он нам нужен, — отвечает Рáхош. Его взгляд сосредоточивается на Лиз. — Ты останешься с ней.

— Шутишь? Выводишь меня из игры из-за влагалища? — бушует Лиз. — Да что за херня, детка?

— Тебе нельзя бегать, моя пара, — он подходит к ней и гладит ее живот, даже несмотря на то, что она пытается убрать его руку. — Ты превосходный стрелок, но тебе нет нужды гоняться вместе с охотниками, чтобы стрелнуть из лука, — он целует ее в лоб. — Охраняй ее.

Лиз ворчит, но больше ничего не говорит. Я оглядываюсь на Руха, и он касается моей щеки, затем присоединяется к остальным. «Я люблю тебя, — думаю я безмолвно. — Береги себя».

Не могу не думать об охоте, которая убила его мать и искалечила его брата. Судя по напряженным выражениям лиц Руха и Рáхоша, я не единственная, кто об этом думает.

Несколько минут спустя мужчины исчезают среди деревьев, и тогда здесь остаемся только мы с Лиз, сидя в снегу. Рухар испускает слабый плачь, и я автоматически прячу его под свою тунику в стиле пончо и предлагаю ему свою грудь.