Читаем Мой век – двадцатый. Пути и встречи полностью

В то время и без этого было совсем нелегко заниматься торговлей с Россией. Отделение Наркомвнешторга в Петрограде относилось к нашей деятельности с подозрением, чинило всевозможные препятствия и тормозило осуществление нашей программы. Дошло до того, что я вынужден был написать жалобу первому заместителю Ленина Горбунову. Очевидно, он показал ее Рейнштейну, а тот — самому Ленину, что вызвало взрыв. Ленин незамедлительно послал в Петроград Г.Е. Зиновьеву и его заместителю телефонограмму следующего содержания: ’’Сегодня написал рекомендательное письмо к Вам и Вашему заместителю для товарища американца Арманда Хамме -р а. Его отец - миллионер, коммунист (сидит в тюрьме в Америке). Он взял у нас первую концессию, очень выгодную для нас. Он едет в Питер, чтобы присутствовать при разгрузке первого парохода с пшеницей и наладить получение машин для его концессии (асбесто вые рудники).

Очень прошу немедленно распорядиться, чтобы не было допущено никакой волокиты и чтобы надежные товарищи понаблюдали лично за успехом и быстротой всех работ для этой концессии. Это крайне, крайне важно. Арманд Хаммер едет с директором его компании, Мишелем (Mr. Mishell)”5.

В этой записке отразились все характерные черты Ленина: деловитость, внимание к деталям, нетерпимость, с которой он старался отделаться от бюрократии, тормозившей движение советской экономики. Не знаю, почему у него создалось впечатление, что мой отец, а не я, был американским миллионером — возможно, он слышал это от Рейнштейна, уехавшего в Россию до того, как отец подарил мне акции нашей фирмы, — но это запало ему в память, и он повторил это в еще одной записке.

Как все, что делал Ленин, эта записка немедленно принесла желаемые результаты — как по мановению волшебной палочки были устранены препятствия, тормозившие нашу работу в Петрограде.

Мне удалось организовать погрузку, и, когда русские товары прибыли в Нью-Йорк, мой брат Гарри и американские коллеги были приятно удивлены.

Их стоимость не только покрывала стоимость отправленного зерна, но оказалась почти в полтора раза выше. Хотя за нашу работу нам платили только комиссионные, вырученная дополнительная сумма восстановила утраченное прежде доверие к торговле с Россией, и последующие партии американского зерна поставлялись без задержек.

Отправленные мной из Ревеля советские товары были первыми поступившими на нью-йоркский рынок прямо из Советской России, если не считать русские товары, которые, насколько мне известно, ввозили в Америку уже через год после Октябрьской революции из Владивостока, ставшего частью Советской России только в 1922 году после эвакуации японцев. События развивались в таком темпе, что мне, по-видимому, имело смысл самому вернуться в Америку, чтобы подробно обсудить нашу будущую торговую деятельность.

Приехав в Нью-Йорк, я начал подумывать о работе в качестве московского представителя по продаже американских машин и оборудования. Я знал, что советское правительство оказывает всяческую поддержку кампании по механизации сельского хозяйства. Потребность в тракторах была очень велика.

До войны мой дядя Александр Гомберг возглавлял агентство Форда на юге России. Я решил посоветоваться с ним, не заинтересует ли Форда возобновление связей с русским рынком. Он откровенно сказал, что Форд настроен по отношению к большевикам не дружески, однако предложил организовать с ним встречу.

Я поехал в Детройт, где на железнодорожной станции меня встретил один из руководящих работников фирмы Чарльз Соренсен и отвез на машине в Дирборн, в редакцию газеты Фэрда ’’Дирборн ин-депендент”. Меня представили главному редактору Камерону, а через несколько минут в кабинет вошел сам Генри Форд. Это был человек очень высокого роста, худой и нескладный, одетый просто, в рубашку с мягким воротничком и фланелевые брюки.

Он начал разговор с резкой фразы о том, что, хотя русский рынок, безусловно, представляет огромные возможности для его продукции, он предпочел бы подождать, пока в России не сменится власть. Только что окончив колледж, я, как большинство молодежи, считал Генри Форда замечательной фигурой в американской промышленности. Однако я нашел в себе мужество ответить:

”Ну что ж, мистер Форд, если вы ждете смены режима в России, то вам еще долго не придется с ней торговать”.

Форд окинул меня проницательным взглядом: ’’Почему вы так говорите?” Я объяснил, как мог, и хотя он, по-видимому, со мной не согласился, но, казалось, слушал с интересом и пригласил меня пообедать.

Во время обеда Форд рассказал забавную историю о предвоенной России. Оказывается, он много читал о методах борьбы русских анархистов. И вот однажды он получил из России по почте адресованный ему лично большой круглый сверток. Он собирался сразу же вскрыть его,, но жена и сын посоветовали быть осторожным и обратиться в полицию. Так он и сделал. Специалист по взрывным механизмам тщательно исследовал сверток.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза