Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

На следующее утро я встал уже в шесть часов. Дел было полно. Комиссар Петер Эгманн собирался о чем-то со мной поговорить. Но еще до этого мы с Сашей должны были удовлетворить требования шантажиста. Мы должны были, в соответствии с его желанием, сфотографировать ухо. Со всех сторон. И потом завернуть его в титульную страницу сегодняшней бульварной газеты. И положить на стену парка.

С Сашей мы договорились, что во время своей пробежки он раздобудет газету и булочки. Будучи приверженцем правильного баланса между работой и личной жизнью, я предложил обставить это дельце с ухом как деловой завтрак. Мне нужно было только накрыть стол.

Поэтому сначала я расчистил обеденный стол. Взял книгу о внутреннем желанном ребенке, положил ее обратно в бумажный конверт со статьей о золотом младенце и отнес в спальню.

Извинительное письмо моему внутреннему ребенку уже не лежало там, где я оставил его вчера утром, но ни в тот момент, ни после, когда я накрывал на стол, это не привлекло моего внимания.

Для того чтобы одновременно фотографировать отрезанное ухо со всех сторон и при этом поглощать завтрак, требуются некоторые навыки и крепкий желудок. У нас с Сашей таких навыков не имелось. Я то и дело непроизвольно сравнивал отрезанное ухо с мортаделлой на колбасной тарелке и с твердым сыром на сырной. Почему-то ухо напоминало и то и другое. Сморщенное, глянцевое, лоснящееся.

В одной руке держать это ухо перед камерой, а в другой – медовую булочку… Нет, это было просто невозможно. Скверное занятие не становится приятнее, если при этом вы едите булочку. Так что мы довольно быстро прекратили попытки позавтракать и полностью сосредоточились на работе.

Когда ухо было снято со всех сторон, Саша загрузил фотографии на компьютер и отправил их на электронный адрес шантажиста, без комментариев. Разумеется, этот деловой завтрак отнюдь не насытил наши желудки, как и не утолил наше любопытство. Наоборот.

– Какой в этом смысл – отправлять фотографии уха кому-то, кто и так заберет его себе? – спросил Саша.

– Смысла никакого, если этот тип и правда заберет ухо.

– Ты думаешь, шантажисту оно вовсе не нужно?

– Шантажист совершил бы вопиющую глупость, если бы действительно взял ухо со стены. Это слишком рискованно. Все, что он хочет, – это чтобы мы отрезали Борису ухо. А чтобы мы положили его на стену – это уже чисто ради унижения.

– Ты думаешь, мы марионетки какого-то шута горохового? Потрясное чувство. Но все равно мы должны присматривать за этим ухом.

Люди Вальтера были отозваны еще вчера. Поэтому они не могли наблюдать за тем, как шантажист водит нас за нос. Острой опасности для нашей жизни не было. А для наблюдения за анонимным шантажистом вполне подходила современная техника из домашнего обихода. Я прикрепил свою камеру «Sport-GoPro» к стеклу балконного окна и направил ее на ограду парка.

Саша завернул ухо в титульную страницу газеты, надел беговые кроссовки и спустился на улицу. Было еще только без двадцати семь.

В лучшем HD-качестве моя камера засняла, как Саша положил на стену маленький газетный сверток. Как в течение получаса ничего не происходило. И как в 7:15 мимо пробежала кошка, развернула сверток и прихватила ухо с собой.

Таким образом, тема уха была исчерпана. Так я подумал.

Петер Эгманн привел своего сына в детский сад в четверть девятого, как обычно. В двадцать минут девятого он позвонил в дверь моей квартиры. Я открыл.

– Заходи. Кофе? – приветствовал я его.

Мы с Петером вместе учились на юридическом. Однако с тех пор наши жизни пошли в очень разных направлениях. Его занесло в полицию. Меня – в свободное предпринимательство. Он боролся с преступниками, а я их представлял. Он был счастливо женат. Я несчастливо расстался с женой.

– Эспрессо, с удовольствием. – Петер последовал за мной на кухню и заметил пятно на стене. – Кофемашина взорвалась?

– Взорвалась? Да. Кофемашина? Нет. Это аргументы Катарины в одной излишней дискуссии.

– Как хорошо, что хотя бы машины контролируют свои эмоции.

– Искусственный интеллект. Кофемашина умеет выпустить пар до того, как лопнет.

Я протянул Петеру его эспрессо и вставил капсулу из недавно купленной большой упаковки, чтобы и себе приготовить кофе.

– Слава изобретателю предохранительных клапанов.

Петер взял чашку и подождал, пока я возьму свою.

Я не долго ходил вокруг да около:

– Ты сказал, что хочешь обсудить со мной что-то, не имеющее отношения ни к детскому саду, ни к типам из парка?

– Да. Думаю, это чистая формальность. Правда, со вчерашнего дня все-таки появилась пара дополнительных вопросов по поводу этого паркового дела.

Я насторожился:

– Что такое?

– Ну, просто нет никакого смысла в том, что кто-то напал на восьмерых парней, шестерых из них оставил лежать связанными без каких-либо комментариев, а двоих похитил. Разве только… – Петер запнулся.

– Разве только что?

– Разве только за этим кроется что-то личное.

– И чем я могу тебе тут помочь?

Петер пожал плечами: