В мыслях же я сконцентрировался на том, что хотел испытать мой внутренний ребенок: он хотел присутствовать при событиях на центральной базе самокатного предприятия. Поэтому ради моего внутреннего ребенка я постарался ментально покинуть «здесь и сейчас» и погрузиться мыслями в ситуацию на самокатном предприятии.
В реальности рука Лауры только что скользнула через открытую молнию в мои брюки, и на какие-то секунды я испугался, что потеряю рассудок.
В моей фантазии рука Саши скользнула через молнию его спортивной сумки и нащупала баллончик с краской, распылив которую Саша оставит послание на стене.
Рука перебирала какие-то другие предметы, прежде чем прохладные пальцы, обтянутые перчаткой, нежно прикоснулись к белой оболочке баллончика. Вот вся ладонь уверенно обхватила удлиненное тулово из луженой жести. Выглядело почти так, будто только что лежавший горизонтально баллончик, который последние месяцы так же лежал, нетронутый, на какой-то полке строймаркета, от радости сам выпрямился в сумке. Да, этот баллончик хотел жить. Рука нежно извлекла его из тесноты матерчатого покрова. Пара знающих глаз спокойно рассматривала объект своего вожделения. После чего обладатель этих глаз начал ритмично трясти баллончик. Сначала медленно, спокойно. Потом все быстрее. С каждым движением руки готовность баллончика к столь долгожданному действию, казалось, все возрастала. Внутри него растворялись всякие накипи и заскорузлости, копившиеся неделями. Пока баллончик не стал единым тугим телом, наполненным жидкостью. И находился под таким давлением, что мог выкрикнуть в мир любое желаемое послание, в этом можно было не сомневаться.
А потом произошло вот что: рука, которая только что сотрясала баллончик до беспамятства, сосредоточенно удержала его лишь в сантиметре от гладкой, чистой, девственной стены дома и, полная чувственной решимости, надавила на головку. И баллончик выплеснул свое послание в направлении стены:
Превосходно. Мой внутренний ребенок за все время этой истории-фантазии ни единого раза не пожаловался на то, что вытворяла со мной Лаура в реальности.
Потом мы с Лаурой лежали на диване, хихикая, как два подростка.
– Теперь я, – шепнула мне в ухо Лаура.
«Только не это…» – все-таки пожаловался мой внутренний ребенок.
Целуя Лауру, я просунул руку в ее джинсы. Пока мои пальцы блуждали там, мысли мои опять убрели на базу предприятия ее брата. Ребенок во мне потерял интерес к Лауре и напряженно ожидал, желая узнать, как Саше удастся проникнуть в здание.
Чтобы открыть дверь офиса, стамеска не потребовалась. Дверь была готова поддаться, и ее можно было открыть нежно. Кончик отвертки блуждал в поисках дверной щели. На секунду он остановился и нежно нащупал ее. Потом маленькая отвертка проникла едва ли на два сантиметра в узкий паз входной двери. Несколькими чувственными движениями кончик отвертки расширил дверную щель, и вот вся отвертка проскользнула в темный проем. Со знанием дела она нащупала замок. Ритмичными движениями вперед и назад отвертка уверенно сломала последнее робкое сомнение дверного замка, и тот наконец безвольно поддался натиску жесткого стержня и с сочным чмоканьем отказался от всякого сопротивления…
Я больше не беспокоился о том, что Лаура задержится у меня недостаточно долго. Потому что я больше вообще ни о чем не беспокоился. И совершенно забыл о времени. Все было так просто. И длилось всего два бокала «Риохи», а потом мы лежали уже не рядом, а один на другом. Неистово целуясь.
Но что бы мы там ни делали, мы это прервали. Не потому, что вмешался мой внутренний ребенок, а потому, что нам надо было снять брюки.
Есть два момента, когда любой, даже очень гладкий, процесс спаривания логистически застопоривается. Во-первых, это снимание брюк. Во-вторых, надевание презерватива. Если когда-нибудь кто-нибудь изобретет брюки, которые нажатием кнопки, при определенной частоте пульса или нужном гормональном уровне у их носителя, автоматически превращаются в надетый презерватив, то этот кто-то откроет большой рынок сбыта.
В первой из этих двух пауз мой внутренний ребенок заявил о себе:
«Не забудь, для чего мы все это затеяли».