Мой волшебный фонарь

— Трудно сказать, — ответила Иська, побледнев как полотно: видно, ей не слишком легко было решиться на такое выступление. — Я не могу точно определить… Как будто я что-то кому-то должна, причем что-то важное и давно, но никто мне об этом не напоминает, и мне ужасно хочется этот долг вернуть. Однажды у нас вышла такая история с Агатой… — вдруг выпалила она, а у меня глаза на лоб полезли: я понятия не имела, что Иське взбрело на ум. Все немедленно уставились на меня. А Иська продолжала как ни в чем не бывало: — Это было давно, мы ходили на экскурсию, и Агата одолжила мне перочинный ножик, а я его куда-то засунула и долго не могла отыскать. И все время думала, что вот я должна Агате ножик, а она мне даже словечка не скажет, хотя он ей самой часто бывает нужен. В конце концов я ей этот ножик вернула, но что-то во мне осталось такое… в общем, если Агате что-нибудь понадобится, я в лепешку разобьюсь, лишь бы ей помочь…

И только когда Иська все это выложила, до меня дошло, что действительно именно на нее я всегда могу рассчитывать, просто раньше я не понимала почему. А Иська тем временем говорила:

— И еще мне кажется, что, если бы наше поколение росло одновременно с поколением наших родителей, то мы бы тоже… точно так же… мы были бы такие же, как они… и тоже отдали бы все…

И, не договорив, Иська плюхнулась обратно на скамейку, как будто не выдержала тяжести своего признания. А учительница взяла у нее дневник и молча, без единого слова, поставила пятерку, такую громадную и жирную, что ее можно было разглядеть даже с последней парты. Иське отчего-то стало ужасно стыдно, она покраснела как рак и закрыла лицо руками, чтобы никто этого не заметил.

А потом и у других развязались языки. Кое-кто говорил вполне толково, но некоторых было просто смешно слушать. Например, Юрек заявил, что, по его мнению, ответственность за свою страну должна проявляться в добросовестном труде. Вроде бы все верно, но даже учительница улыбнулась, когда он так высказался, потому что каждый знает, какой Юрек ужасный лентяй: кому-кому, а ему понятие «добросовестный труд» известно только понаслышке. Но учительница не стала спорить, она вежливо сказала:

— Хорошо, садись, — и кивнула Ясеку, который тоже изо всех сил тянул руку.

У меня потемнело в глазах. Сейчас он такое выдаст… А он сказал, что в понятие ответственности за родину, как ему кажется, входят также честность и порядочность.

— Я знаю случаи, когда люди волокут что попало с работы! — сказал он. — И потом заявляют: я тут кое-что «сорганизовал». А по-моему, это все равно, что «стащил». Те же самые люди внушают своим детям, что воровать нельзя; из портфеля сотрудника они и вправду ничего не возьмут, но государственное добро для них точно собственный карман, куда не грех время от времени запустить руку.

Я так и подскочила — ведь Ясек говорил про нашего соседа, пана Петра, который вечно что-то «организовывает», но мне бы никогда в голову не пришло вывести уважаемого соседушку на чистую воду. Впрочем, я одна поняла, кого Ясек имеет в виду. У Ханки Василевской, например, сразу вытянулась физиономия, потому что она не далее, чем вчера, «сорганизовала» целую пачку мела — ей, видите ли, понадобилось почистить белые тапочки. Потом говорили еще несколько человек, но учительница никому, кроме Иськи, оценки не поставила.

* * *

Я думаю, что если б не этот урок обществоведения, конец дня в нашем доме прошел бы тихо и мирно. Но, к сожалению, и Ясек и Агата были настроены философски, и, должно быть, это послужило причиной конфликта, который с вулканической силой вспыхнул между ними и родителями.

Началось все с пустяка. Я слышала, как за обедом Агата без умолку трещала, восхищаясь необыкновенными способностями сестры Анджея Глендзена. Ясек угрюмо молчал. В конце концов Агата не выдержала и, расценив его молчание как вызов, сердито спросила:

— Не понимаю, почему тебя раздражает эта крошка? Твоя она, что ли?

— Слава богу, не моя. Я для Анджея многое готов сделать, но только не это! Боюсь, я никогда не решусь жениться на его сестрице. Мягко говоря, она не в моем вкусе!

— А кто тебя заставляет на ней жениться? — рассмеялась мама.

— Никто не заставляет, хотя Анджей не прочь со мной породниться. Знаешь, что он мне сказал? «Ты ее подожди! Не успеешь оглянуться, как она вырастет!» Я попытался ему объяснить, что между нами слишком большая разница в возрасте, но у него и на это нашелся ответ. Его дедушка, оказывается, старше бабушки на четырнадцать лет, и они прекрасно прожили всю жизнь.

Все, включая Ясека, засмеялись, но вдруг папа заявил совершенно серьезно:

— Кстати, я давно хотел сказать, что насчет жилья вам не придется беспокоиться. Ни тебе, ни твоим сестрам.

— Какого жилья? — удивилась Агата.

— Обыкновенного! Я завел на каждого из вас специальную сберкнижку. Чтобы вы по крайней мере квартирой были обеспечены, когда начнете самостоятельную жизнь.