Я сжал кулак и пошел на кухню. Под ногами хрустели стекла. Попадись мне тогда Гулиса под руку, я бы ее схватил за патлы и мордой в эту грязь.
Повариха Прасковья Семеновна и ее помощница Дарья отмывали пол от крови. У обоих глаза на мокром месте. Прасковья, как увидела меня, так и давай голосить:
– Я ей чахохбили из курицы, а она – неблагодарная, плюнула мне в лицо и сказала, подавай мне чахохбили из фазана. А где я ей фазана возьму?
Дарья давай ее успокаивать, а меня всего типать стало. Вот так живешь с человеком и не знаешь, на что он способен. А Прасковья все не унималась:
– Ругалась она страшно. Откупорила бутылку своего любимого Киндзмараули и давай пить прямо с горлышка. Я ей бокал подала – она его о стену. Говорит «На счастье», а сама слезами заливается и смеется истерически. Опьянела быстро. Несла чушь всякую. То платье свадебное рвалась покупать, то нож в сердце вонзить грозилась. Все твердила «Если не мне, никому не достанется». Потом к Лизе цепляться стала. Нож так на место и не положила. Пошла за Лизой в зал и все поучала, как нужно улыбаться клиентам, правильно сервировать стол и предлагать вино.
Развевалась Прасковья. Давай носом шмыгать. Дарья обняла ее за плечи и продолжила:
– Лиза с ней даже не спорила. Но как только повернулась спиной, Гулиса метнула нож, как дротик в центр мишени. Зазвенела посуда. Бедная Лиза упала плашмя. Кровь хлынула по белой блузке и на пол. Клиенты вмиг с мест подскочили и бегом к выходу. Шум, крики, паника. Я и сама бы сбежала, но Гулиса преградила путь. Начала крушить все подряд, угрожала и мне расправой. Будто черт в нее вселился. Смотреть страшно было.
– Я вызвал скорою, потом позвонил тебе. – Стас говорил, как никогда серьезно. – Остановить ее было невозможно. Она не подпускала меня к себе, защищалась, как дикая кошка. Не знаю, что будет дальше. Лиза чудом осталась жива. Но Гулиса ее чуть не убила. И еще не факт, что Лиза выйдет из больницы на своих ногах.
– Бедная Лиза.
Я не знал, за что хвататься. Все пошло наперекосяк.
Вернулся на завод. К тому времени делегация и руководство уже пришли к общему соглашению и в конференц-зале звучали тосты за развитие металлургической промышленности. Меня же ждали папки с документами, факсы и телефонные звонки, от которых отбоя не было.
Не смотря на занятость, я не забывал об Олесе. Она светлым пятнышком присутствовала на фоне всей этой черноты. Ближе к вечеру я решил сходить в парикмахерскую в надежде увидеть там ее.
С работы я ушел немного раньше обычного. Мысли путались. Я больше думал о смерти мужа Олеси, чем о Гулисе и всем что с ней связано. Я боялся, что Олеси не будет на месте из-за траура. Но мои опасения не подтвердились.
Когда я вошел в парикмахерскую, Олеся делала прическу какой-то молодящейся старушке. Ее тоненькие пальчики аккуратно укладывали пряди.
Олеся заметила меня в зеркальном отражении, и ее губки немножко изогнулись в улыбке. Глазки оживились. Мне доставляло радость смотреть на ее невинное личико. Я поздоровался и подмигнул ей, ощущая прилив сил. Рядом с Олесей я забывал обо всем. Меня не волновал ни погром дома, ни в ресторане – меня волновала только она.
Мы не спеша брели по городской аллее. Фонари освещали вечернюю улицу. Олеся, спрятав подбородок за теплым шарфом, опустила голову. Скромница. Ветер развевал ее золотистые локоны, и я, как мальчишка, любовался ее красотой. Естественной и нетронутой иглами мастеров татуажа.
Олеся молчала. Я робко коснулся ее руки и легонько сжал холодные пальчики, наблюдая за реакцией. Она не оттолкнула. Посмотрела на наши руки, потом в глаза, и я еле удержался, чтобы не заключить ее в объятья. Ее губки пахли сладостью. Я представил наш поцелуй, но подумал, что время для первого поцелуя еще не пришло.
Мы держались за руки и шли медленным шагом, а мимо пролетали автомобили, переполненные автобусы и трамваи. Я хотел провести Олесю до самого дома, но и тут не обошлось без Гулисы.
Случайно или нарочно, но она испортила мне вдобавок ко всему еще и вечер. Мало того, что разгромила мой ресторан и едва не убила официантку, так она еще и посмела угрожать Олесе.
Появилась непонятно откуда, будто следила за мной, и давай вживаться в роль счастливой невесты. Стерва. Сначала на шею вешалась с поцелуйчиками. Я грубо отбросил ее цепкие ручищи, так она стала орать как потерпевшая и обвинять меня во всех грехах.
Олеся изменилась в лице. Казалось, вот-вот хлынут слезы. До чего же я зол был на Гулису. Олеся по сравнению с ней была беззащитным ребенком, нуждающимся в отцовской защите. Гулиса же мегера без стыда и совести. Она набросилась на Олесю и чуть не повалила ее на асфальт. Но я этого не допустил. Оттащил в сторону и с силой толкнул на газон. Она кричала, что изуродует Олесе лицо, побреет на лысо и вырвет язык, чтобы не смела больше чужих мужчин уводить. Истеричка.