А я смотрел на Василия Васильевича и думал, что хорошо бы сделать с ним передачу и, в конце концов, спросил Иноземцева, очень аккуратно: «Может, пригласить Леонтьева для участия в нашей передаче?» Николаю Николаевичу мысль понравилась: «Интересная идея». Но тут я задумался: какой я экономист, я даже не старший экономист! Мне-то что делать в области сложнейших экономических и политических вопросов? Я вновь обратился к Иноземцеву: «А вы бы приняли участие в таком разговоре?» «Это надо согласовать». Это он, вице-президент, член ЦК и советник Брежнева говорит, что надо согласовывать! «А с кем, — спрашиваю, — согласовать?» — «Ну, хотя бы с Лапиным[105]».
Обед кончился, все пошли в гостиную пить кофе и коньяк, а я пошел звонить Лапину. Объяснил ему, в чем дело, рассказал про Леонтьева, что он вызывает аллергию у некоторых наших экономистов… «Что же, — говорит Лапин, — если Иноземцев согласен, я не против, действуйте». Я возвратился в гостиную и говорю: «Николай Николаевич, вопрос согласован». Такая вот челночная дипломатия.
Это было в среду, в четверг Леонтьев был занят, и единственное окно у него было в пятницу — с часа до двух. Мы договорились, что к двенадцати я за ними приеду. За два дня нужно было получить студию, но я всем говорил, что Лапин распорядился.
В пятницу я приехал на своей машине в Институт научной информации по общественным наукам, где в 12 часов заканчивалась пресс-конференция, на которой выступали Иноземцев и Леонтьев как сопредседатели советско-американской комиссии по сотрудничеству в области социальных наук. Я приглашаю их ехать на студию, будучи в твердой уверенности, что их ждут роскошные лимузины. Как назло, машин не оказалось. В пятницу летом найти такси, дело не быстрое, а времени не остается, и пришлось нам всем ехать на моем разбитом «москвиче» через весь город, в жару. Я обычно избегаю садиться за руль, когда еду на съемку. Процесс обдумывания и сосредоточения, который необходим для записи, не совместим с ездой по Москве. Дважды случалось, что незапланированные диалоги с милиционерами приводили практически к срыву записи. На этот же раз другого выхода не было.
Накануне я прочитал основные тезисы доклада Леонтьева и побеседовал со своим другом профессором Владимиром Шамбергом, сотрудником Института мировой экономики и международных отношений, где директором был Иноземцев. Весь путь до Останкина разговор шел о содержании предстоящей передачи.
В 12.50, за 10 минут до начала записи, живые и невредимые, мы вошли в здание Телецентра. Я посмотрел на Леонтьева — вид у него был несколько отрешенный, и предложил ему выпить чашечку кофе. Кофе и бутерброды оказались более чем кстати: Василий Васильевич с утра не ел, так как в академической гостинице буфет не работал…
Ровно в 13.00 мы вошли в знаменитую 6-ю студию. Вся аппаратура была в полной готовности, стулья и свет уже стояли. Мы начали беседу. Она длилась немногим более часа и представляла исключительно интересный и поучительный разговор двух опытнейших знатоков своего дела. Оба, и Леонтьев и Иноземцев, были абсолютно точны в своем разговоре. Основной смысл состоял в том, что есть две экономики: плановая — директивная, и рыночная. Василий Васильевич предложил красивый образ: рыночная экономика — это парусный корабль в открытом море. Если положиться только на ветер, корабль занесет совсем не туда, куда нужно. Искусство капитана в том и состоит, чтобы, используя стихийную силу ветра, направить корабль по верному пути.
В этом был его главный тезис — управляемая рыночная экономика. Эту тему они и обсуждали с Николаем Николаевичем. Оба прекрасно понимали аудиторию, для которой говорят.
Передача вскоре была смонтирована, мы, как обычно, включили в нее эпизоды кинохроники. Поскольку это был очень ответственный случай, я показал готовую передачу заместителю Лапина, Э. Н. Мамедову, а он и говорит: «Все прекрасно, но уберите эти глупые картинки».
Экономисты говорили час пять минут, а нужно было пятьдесят семь. Убрав кинохронику, мы смогли восстановить изначальный вариант. Так она и вышла, единственная наша передача без киноиллюстраций, практически полностью передающая беседу двух выдающихся ученых СССР и США. Вскоре, осенью, она была повторена. Ни одна наша передача так скоро не повторялась.
Мы получили около пяти тысяч писем от зрителей, половина которых проклинала нас за антимарксистское выступление; зато другие говорили, что поднят очень важный вопрос. По существу, он стоит и до сих пор: как нам управлять нашей экономикой?
Оценивая передачу, многие говорили, что случай нам благоприятствовал. Конечно, благоприятствовал, но мы были к нему готовы и не упустили его: на ловца и зверь бежит.