Мои воспоминания

Вышнеградский по свойству своего ума был довольно мелочен и осторожен, я же был гораздо более широкий и гораздо более смелый – это просто свойство натуры.

Он был более, если можно так выразиться, цифровик, нежели математик, а я был более математик, нежели цифровик. Вышнеградский, например, увлекался всевозможными арифметическими исчислениями, когда приходилось делать займы, то он все исчисления, все цифровые выкладки делал сам. Каждое вычисление, которое ему делали в кредитной канцелярии, он непременно сам проверял, и находил в этом большое наслаждение.

Когда я был министром финансов, то мне также приходилось делать займы и финансовые операции, но в гораздо большем масштабе, нежели это делал Вышнеградский, уже по одному тому, что я гораздо дольше Вышнеградского был министром финансов, и, тем не менее, при переговорах с банкирами или при составлении контрактов я ни разу не взял в руки карандаша, чтобы сделать какое-нибудь исчисление или поверку цифр после того, как это было сделано банкиром вместе с чинами кредитной канцелярии, и после того, как эти все цифры были проверены директором кредитной канцелярии.

Вышнеградский сознавал, насколько он тяжело болен, и хотел оставаться министром; у него была такого рода идея, чтобы все, что касается торговли и промышленности и таможенного департамента, передать в министерство путей сообщения (т. е. в мое ведение); образовать из министерства путей сообщения министерство торговли и промышленности, а чистое министерство финансов оставить за Тернером (который должен был находиться под общим руководством Вышнеградского). Об этой идее я слыхал от Вышнеградского. Представлял ли он что-нибудь по этому предмету Государю или не представлял – наверное я не знаю, хотя на днях я читал выдержки из записок Тернера (который также уже умер); из этих выдержек я увидел, что Вышнеградский представил в этом смысле записку Государю, но Государь на это не согласился. Да и ясно, что Государь не мог на это согласиться, так как он понимал, что все указания и распоряжения могут исходить только от самодержавного Государя, и никаких особых гувернеров над министрами он не допускал помимо самого себя. Поэтому на такую комбинацию, чтобы министр торговли был лицом самостоятельным, а министр финансов – полусамостоятельным, чтобы он находился отчасти под руководством особого лица, которым и должен был быть Вышнеградский, – на такую комбинацию, конечно, Император Александр III согласиться не мог.

Факт тот, что, как-то при докладе, Государь Император спросил меня: соглашусь ли я принять пост министра финансов, оставив пост министра путей сообщения.

Я, конечно, ответил Государю, что я соглашусь сделать все, что он прикажет, и что тут моего согласия или несогласия быть не может.

Государь Император поблагодарил меня за это.

Затем прошло несколько недель, Государь уехал, и мое назначение не состоялось. Только через несколько недель, 30-го августа 1892 г., я получил указ о назначении меня министром финансов.

Еще ранее, чем Государь уехал, он меня спросил, если я буду назначен министром финансов, то кого бы я мог указать на пост министра путей сообщения.

Я ответил Государю, что я в настоящее время никого не имею в виду, а потому не могу сразу указать.

Тогда меня Государь спрашивает:

– Что бы вы думали, если бы я министром путей сообщения назначил Кривошеина?

Кривошеин был директором одного из департаментов министерства внутренних дел, членом совета по железнодорожным делам и членом совета по тарифным делам министерства финансов от Министерства внутренних дел. Кривошеина очень рекомендовал Императору министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново.

Я ответил Государю, что я знаю Кривошеина очень мало, насколько я могу о нем судить, он человек умный, толковый. Ничего больше о нем сказать не могу.

Когда я был назначен министром финансов, а министром путей сообщения вместо меня был назначен Кривошеин, то при нем Колышко начал играть большую роль, нежели при Гюббенете и при мне.

Я тогда понял, что Кривошеин был назначен министром путей сообщения отчасти под влиянием Ивана Николаевича Дурново, а с другой стороны, благодаря поддержке редактора «Гражданина», князя Мещерского.

Иван Николаевич Дурново был с Кривошеиным в очень близких отношениях. Когда Дурново был екатеринославским губернатором, то Кривошеин был городским головою в Ростове. Кривошеин был женат на Струковой; Струковы – это большие помещики Екатеринославской губернии. Струков, брат жены Кривошеина, был предводителем дворянства Екатеринославской губернии. Теперь он состоит членом Государственного Совета от дворян. Другой брат генерал-адъютант (о нем я уже говорил), он состоит теперь начальником главной квартиры Государя Императора. Одна из его сестер была замужем, как я уже сказал, за Кривошеиным; другая за графом Канкриным, который в настоящее время занимает пост губернатора в Кишиневе.