Мои воспоминания

Иван Иванович начертал на стенах этой аудитории предвечные Ньютоновы «Axiomata sive leges motus»,[101] составляющие начало первой книги «Principia»,[102] но едва ли я ошибусь, сказав, что в своих научных воззрениях он всегда имел в виду и заключительные слова «Principia», в которых Ньютон с таким необычайным предвидением наметил физику эфира; вот эти незабываемые слова: «Надлежало бы теперь нечто добавить о том тончайшем эфире, который проникает через сплошные тела и в них задерживается, коего силою и действием частицы тел при ничтожнейших расстояниях взаимно притягиваются и при соприкосновении сцепляются; наэлектризованные тела действуют на большие расстояния, притягивая и отталкивая соседние малые тела; свет испускается, отражается, преломляется, отклоняется и нагревает тела; возбуждаются ощущения всего, и движутся по желанию члены животных, т. е. колебания этого эфира передаются нервными волокнами от наружных органов чувств мозгу и от него мускулам. Но изложить это кратко нельзя, нет к тому же и достаточного запаса опытов, которыми бы точно определялись и измерялись законы действий этого эфира».

Двести лет со времени Ньютона накопляет физика требуемые Ньютоном опыты и учится, как «измерять и определять законы действий эфира».

Как пчела в общий сот, внес сюда и Иван Иванович не одну каплю меду.

Помянем же молчаливым вставанием его память, которая навсегда останется живою в этих стенах и в нашем Обществе, на пользу коего он столь много потрудился.

Памяти князя Б. Б. Голицына [103]

4 мая 1916 г. скончался академик князь Борис Борисович Голицын.

Русская наука лишилась в нем выдающегося ученого, Главная физическая обсерватория — незаменимого директора и организатора, Николаевская морская академия и Высшие женские курсы — ревностного и талантливого профессора, наше Физическое общество — своего давнишнего уважаемого деятельного сочлена.

В кратких словах невозможно очертить деятельность человека такой кипучей энергии, такого трудолюбия, такой работоспособности и производительности на всех поприщах, каким был покойный Борис Борисович. Еще труднее дать даже беглый очерк его весьма разнообразных научных работ, поэтому я не буду и пытаться этого делать, ограничиваясь лишь напоминанием о наиболее выдающихся его трудах, являющихся основными в целой новой научной области — сейсмологии; но сперва позвольте мне остановиться на характеристике той школы, которую проходил покойный и которая не осталась без влияния на него.

Борис Борисович — воспитанник Морского училища, ныне Морского корпуса, и Николаевской морской академии.

Тринадцатилетним мальчиком поступил Борис Борисович в 1875 г. в старший приготовительный класс, я — в 1878 г. в младший приготовительный; таким образом, я помню Морской корпус того времени, учился у тех же учителей, имел тех же начальников и командиров.

В Морском училище того времени, при начальнике Алексее Павловиче Епанчине, еще не угас дух Воина Андреевича Римского-Корсакова, проводившего в жизнь проникнутые разумным гуманизмом начала, которыми генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич обновлял флот, а также и всю Россию, как ближайший и деятельнейший сотрудник своего брата. Надо помнить, что Пироговские «Вопросы жизни» напечатаны в «Морском сборнике» за 1857 год.

Воин Андреевич своей педагогической системой стремился к развитию во вверенных его попечению юношах прежде всего самостоятельности, поэтому, пока живы были его заветы, можно кратко сказать, что в учебном плане Морского училища проводилось начало: «Как можно меньшему учить, как можно большему предоставлять учиться самим». Это не значит, что ничему или плохо учили, или что были плохие преподаватели, напротив. Кто не знает имени Александра Николаевича Страннолюбского, — а именно в наше пребывание в Морском училище был самый расцвет его деятельности; мы же, воспитанники Морского училища, кроме того, гордились такими учителями, как Н. Н. Зыбин, Ф. Д. Изыльметьев, А. А. Горенко, Я. И. Павлинов.

Одною из особенностей тогдашнего Морского корпуса было распределение учебного дня: с 8 ч до 11 ч два урока по 1 1/2 часа, с 12 1/4 до 1 3/4 еще один; раза два в неделю с 2 ч до 3 ч фронтовое или артиллерийское ученье. Затем до 7 ч вечера совершенно свободное время, с 7 ч до 9 ч время на приготовление уроков, т. е. надо было сидеть у конторки и чем-либо заниматься, с 9 1/2 желающие могли ложиться спать, с 11 ч обязательно ложиться спать всем.

Вот эта-то, по представлению многих, «роскошь свободного времени» и способствовала «самодеятельности». Всякий кадет находил какое-либо занятие, соответствующее его склонности, особенно в старших классах, т. е. в возрасте от 17 до 20 лет, и занимался помимо обязательных предметов тем, что ему нравилось, — кто историей, кто математикой, кто физикой, конечно по книге, кто модельным делом или постройкою шлюпки и т. п.