Мои воспоминания о Восточной Африке

Разумеется, было бесчисленное число затруднений и недоразумений. Случалось, что в первые дни скот, который перегонялся из области севернее Таборы в Дар-эс-Салам для снабжения тамошнего гражданского населения, встречался по дороге с другим гуртом скота, шедшим в то же время в обратном направлении для войсковых надобностей. Я еще до сих пор с дрожью во всем теле вспоминаю, как на станции Пугу подобный поезд, нагруженный лучшим скотом для выставки, на всем ходу врезался в другой, около которого я стоял, и едва не причинил чувствительных для нас потерь личному составу, необходимому для проведения мобилизации.

Наш сборный пункт был расположен внутри страны, примерно в 20 километрах от Дар-эс-Салама, у подножия горы Пугу. Лес там чрезвычайно густой, и район покрыт туземными и европейскими плантациями. Несмотря на слегка возвышенное положение, Пугу принадлежит к жаркой береговой полосе, и, хотя август относится еще к прохладному времени года, температура была такой, какую мы определяем выражением "тропическая". Это давящая, слегка влажная жара, которая делает большие переходы очень изнурительными для европейцев.

В то время мы имели еще для европейцев палатки и для каждого походную кровать с неизбежной сеткой от москитов, так что в этом отношении не существовало никаких затруднений. На случай болезни был открыт приемный полевой лазарет в ближайшей плантации Вихман.

 

Глава третья. Первые бои (Август-сентябрь 1914 года)

Обстрел станции беспроволочного телеграфа в Дар-эс-Саламе. Переговоры гражданских властей о сдаче "Кенигсберга" и "Меве". Взятие Таветы. Переход главных сил к Северной железной дороге. Новые телеграфные линии. Обстрел Багамоджо. Действия против британской Угандской железной дороги. Малая война на севере

Итак, мы вели в лагере Пугу деятельную подготовку, когда 8 августа утром, до полудня, со стороны Дар-эс-Салама послышался сильный артиллерийский огонь. По полученным скоро донесениям, он исходил от двух небольших английских крейсеров - "Астрея" и "Пегасус", которые взяли на прицел станцию беспроволочного телеграфа. Эта станция была выдвинута далеко в море, так как этим достигался большой радиус действия в сторону открытого моря. Станция в Дар-эс-Саламе была для нас очень ценной, так как строящаяся большая станция в Таборе еще не была готова, а две небольших станции Муанзы и Букобы имели только местное значение. Станция была разрушена не англичанами, а взорвана нами самими из опасения, что она легко могла попасть в руки неприятеля. Спустя некоторое время офицер-наблюдатель передал донесение, что неприятель, по-видимому, готовит десант у Кондучи, в одном дневном переходе к северу от Дар-эс-Салама. По характеру берега это было правдоподобно. Поэтому я приказал семи наличным ротам аскари немедленно выступить, чтобы использовать благоприятный случай захватить неприятеля врасплох во время самой высадки.

Перед выступлением в поход я говорил на станции Пугу, во время остановки поезда, с губернатором Шнее, проезжавшим в Морогоро. Он казался очень удивленным враждебными действиями со стороны англичан и вполне был согласен с моим намерением атаковать неприятеля у Кондучи, По дороге туда я встретил двух чиновников Дар-эс-Саламского управления, которые мне показали официальный документ о переговорах относительно передачи Дар-эс-Салама англичанам. Так как губернатор мне об этом ничего не сообщил, и, кроме того, я очень торопился, то я только бегло взглянул на бумагу. Мне не приходила мысль, что здесь может быть речь о договоре, одобренном губернатором Когда же войска ночью достигли гор в 16 километрах севернее Дар-эс-Салама, и мы на следующее утро увидели гавань и расположенные перед ней английские крейсера, то выяснилось, что сообщение о попытке десанта в Кондучи было ошибочным. Мы твердо установили, что английские корабли имели сообщение с берегом, и мне стало теперь ясно, что с неприятелем ведутся переговоры.

Тогда я направился к городу, и, так как можно было опасаться, что поспешность в данный момент может, по всей вероятности, привести к заключению невыгодного для нас договора, я послал вперед капитана Тафеля. Он должен был объявить, что я принимаю исполнительную власть и что сношение с неприятелем должно происходить исключительно через меня. Только через капитана Тафеля я узнал, что действительно, по распоряжению губернатора, проходят переговоры. Мое вмешательство губернатором, которому принадлежало право использования колониальных частей, одобрено не было, но верховная военная власть предоставлялась ему, конечно, в расчете на совершенно другие обстоятельства.