Мои воспоминания Том 2

Это типичное проявление самого разрушительного в искусстве принципа — дешевки. Дешевкой, то есть отсутствием сознательной работы, направленной на завоевание известных законов мастерства, отличается все, что предлагается в России в смысле сценическом. Публика такая, что не имеет не только способности, но и возможности отличить и разобраться: она лишена точек сравнения, она судит по-своему и иногда неожиданно. В Малом театре идет «Стакан воды» Скриба.

— Видели «Стакан воды»?

Отвечают как-то нехотя:

— Видели… видели…

— Как вам понравилось?

— Ну как сказать?.. Ничего особенного… Да потом ведь стакан воды всего один раз только появляется…

Стоят двое на улице перед афишей. Она говорит:

— Куда пойдем?

— Ну, хошь в Малый пойдем?

— А там что идет?

— «Волки и овцы».

— Ну да, как же… Не видала я, что ли, деревни…

Да, критики нет, сознательных требований из публики нет. И искусство, подлаживаясь, принижается. Помню, вначале актеры страдали от необходимости играть перед такой аудиторией, в которую, как они чувствовали, ничто не проникает и только самое грубое вызывает смех. Но понемногу стали приноравливаться — покатились по наклонной угождения… В этом сомнительном направлении сережниковская многоголосна пользуется сомнительным почетом… В ГИСе, где {342} вообще настоящей работы было очень мало, все приносилось в жертву многоголосной декламации. Она служила предметом концертных выступлений, ею было залито расписание занятий, в угоду этого «предмета вывоза»; когда предстояло выступление, выпадали лекции.

Под покровительством Сережникова ученики ездили и в поездки: в Киев, на Кавказ, собирались по Волге. Но чаще всего ездили в Смоленск. Там был ректором вновь основанного университета брат Сережникова, Сергей Константинович. Он был когда-то гувернером детей моего покойного брата Григория, когда он жил в Ментоне; там и я его видал. В Смоленске через Сережникова получил и я приглашение на несколько лекций. Об этом стоит сказать два слова.