Я открыла глаза и приподнялась на локтях. Сегодня на Максе была белая рубашка с закатанными рукавами и серая жилетка в тон брюкам. Татуировок на нем не было. Он их наносит только в космосе? Выглядел хозяин квартиры представительно и стильно. Я невольно почувствовала себя рядом с ним неуютно, будто я из другой эпохи.
— Ты так смотришь, будто стесняешься меня, — с усмешкой заметил фаэрт.
— Не тебя, а себя, — ответила я, вставая с кровати. — А где здесь ванная?
— Там, — махнул рукой в сторону двери Макс и пояснил: — Она соединяет тренажерную и спальню, поэтому не удивляйся, что там две двери.
Кивнув, я поспешила в указанном направлении, предварительно захватив с собой рюкзак из зала. Закончив с водными процедурами, я оделась и взглянула на себя в зеркало. Миловидная внешность, но особой красотой я не отличалась. Могла ли я понравиться мальчику из золотой молодежи? Вряд ли.
Когда я вышла и взяла в руки куртку, оставленную вчера в зале, Макс предложил:
— Можем зайти и купить тебе любую одежду, какую ты захочешь.
Я с трудом удержалась от того, чтобы не замотать головой. Нет. Только не это. Не выдержу такого позора. Я и так чувствовала себя не в своей тарелке.
— Нет, не нужно, Макс.
— Накинь куртку и идем со мной. Сделаем документы, потом вернемся, заберем твои вещи, и я отвезу тебя к летному училищу. Оно находится в двух сотнях километров от столицы.
Мы покинули квартиру в молчании. Уже в лифте я не удержалась от вопроса:
— Твой дом похож на холостяцкий. Где же ты устраиваешь вечеринки?
— А они у меня обязательно должны быть? — отозвался собеседник, облокотившись о поручень в лифте.
— Судя по тому, что я успела понять — да.
— Ты права, — усмехнулся Макс, подняв голову вверх, будто на потолке были ответы на все вопросы. — Но я считаю, что для тусовок есть клубы, которые сдаются в аренду, а эта квартира — только моя. И если тебе интересно, то ты единственная девушка, которая ночевала в моей постели. Тебе это должно польстить.
— О, это определенно подняло моё самооценку, — рассмеялась я и поймала странный взгляд Макса на себе. Смех тут же оборвался. — Что-то не так? У меня что-то на лице?
— Да, — Макс сглотнул и с неожиданной веселостью пояснил: — Улыбка. У тебя на лице улыбка. И она фантастическая.
— Теперь я понимаю, о чем писали в любовных романах, — пробурчала я, и фаэрт снова рассмеялся.
Мы вышли из лифта и направились на выход.
— И о чем же там писали? — спросил Макс по дороге, вернувшись к теме нашего разговора.
— О том, что богатые мужчины любят играть девичьими сердцами, роняя их и разбивая вдребезги. Но знай, что своё сердце я так просто не отдам, тем более за комплименты, и вручу его только в надежные руки, — выпалив эту тираду, я гордо приподняла подбородок.
Мы отправились в гараж, где у Лимаксиона стоял аэромобиль. Макс галантно открыл мне переднюю дверцу, даже помог застегнуть ремни безопасности, после чего сел на водительское сиденье и отстыковался от платформы, вылетев через пропускные пункты в крыше здания.
Я тут же припала к стеклу, рассматривая столицу. До этого я видела лишь голограммы, но любоваться вживую — не то же самое. Центром города был Эриол Холл — огромная башня с длинным шпилем, уходящая высоко в небо, и уже все другие здания были на порядок ниже, но не менее впечатляющими.
Стеклопластиковый каркас отдавал блики и порой слепил глаза, из-за чего все водители, включая Макса, летали в темных защитных очках. И правду говорят, что здесь — город рекламы и возможностей. На каждом здании был установлено устройство, проецирующее голографические короткие ролики. Опустив стекло, я чуть не оглохла от городского шума, поэтому поспешно закрыла его под тихий смех Лимаксиона.
— Как вы здесь живете?! У вас должны быть слуховые аппараты!
— О да, мы просто работаем на медиков, — весело отозвался Макс и уже серьезно добавил: — Со временем привыкнешь.
— Привыкну работать на медперсонал? — улыбнулась я.
— И к этому тоже. Организм приучается ко всему, даже вставать по утрам, хоть последнее особенно сложно. Со временем уже без шума мегаполиса начнешь сходить с ума, будет казаться, что жизнь остановилась. Хотя для сельской жительницы сложно понять любовь горожанина к подобному ритму.
— Мне сложно, но я постараюсь тебя понять, — искренне пообещала я. — К тому же, мне никогда не нравилась утопическая реальность Орео. Каждый новый день похож на предыдущий. Как там вообще можно вести летоисчисление? Вся жизнь сливается в одно сплошное земледелие.
— О, ты уже становишься немного горожанкой. Собственно, у тебя нежные руки, видимо, тебе не доставалось тяжелой работы, — заметил фаэрт.
Я повернула руки ладонями вверх, рассматривая. Ничего интересного я там не обнаружила, обычные руки библиотечной мыши.
— Да, родители меня баловали, — пояснила я. — Видимо, они с самого начала хотели отправить дочь учиться в другую систему. Они многое сделали для меня, и я никогда этого не забуду.
— Надеюсь, так и будет. На практике люди никогда не забывают зло, а добро легко выветривается из их памяти.
— Неправильных людей ты встречаешь.