Мой враг — королева

Но Эссекс отмел все это. Он решил жениться на Френсис Сидни. Пенелопа и я вместе с Кристофером и Чарльзом Блаунтом отговаривали его, а Чарльз спросил о том, подумал ли Эссекс, что скажет королева.

— Не знаю! — закричал Эссекс. — Но и ее неодобрение не остановит меня.

— Но это может кончиться твоим отлучением от королевского двора, — предупредил его Кристофер.

— Добрый мой Кристофер, — хвастливо заявил Эссекс. — Думаешь, я не знаю, как справиться с королевой?

— Умоляю тебя даже не произносить таких слов, — попросил Чарльз. — Ведь если они дойдут до королевы…

— Но ведь здесь одни друзья, — возразил Эссекс. — Лейстер женился, и она простила его.

— Но не простила его жену, — с горечью заметила я.

— Будь я Лейстером, я бы отказался явиться ко двору без жены.

— Если бы ты оказался на месте Лейстера, то не смог бы удержать благосклонности королевы на протяжении всей своей жизни. Я взываю к тебе — будь осторожен! Лейстер значил для нее так много, как никогда не значил и не будет значить ни один мужчина, но ты сам знаешь, что каждый шаг он делал с большой осмотрительностью.

— Это я значу для нее столько, сколько никогда не значил и не будет значить ни один мужчина. Вот увидите.

Конечно, он был молод и самонадеянный, а она высоко ценила его. Но когда же он научится быть осторожным, удивлялась я.

Молодежь была восхищена им. У них не было моего жизненного опыта, и поэтому их восхищала его смелость. И снова, не желая показаться старой и чересчур осмотрительной, я замолчала.

Возможно, возражения, выдвинутые нами против его брака, заставили Эссекса действовать более решительно.

Он зашел ко мне, вернувшись из Ситинг Лейн, где жил сэр Френсис, и сообщил, что получил его согласие на этот брак.

— Старик очень болен, — сказал Эссекс. — Думаю, что он не протянет долго. Он сообщил мне, что оставит небольшое наследство для Френсис, так как у него много долгов. Он сказал также, что его средств едва ли хватит на достойные похороны, так как он много потратил собственных денег на службе у королевы.

Я знала, что Уолсингэм сказал правду, но считала, что вести себя подобным образом было довольно глупо. Лейстер тоже служил королеве и вел довольно прибыльные дела при этом, впрочем, он тоже умер в долгах… И я вновь оплакивала в душе потерю по-настоящему ценных вещей, которые пришлось продать в уплату этих долгов.

В результате получилось так, что мой сын и дочь сэра Уолсингэма, которая к этому времени была вдовой Филипа Сидни, обвенчались тайно.

Я была потрясена, когда, посетив сэра Френсиса, увидела, как он болен. Однако его обрадовало замужество его дочери. Он сказал мне, что очень беспокоился о ее будущем. Филип Сидни оставил ей мало средств к существованию, а он оставит еще меньше.

— Состоять на службе у королевы — дорогостоящее занятие, — сказал он.

Он в самом деле был прав. Если вспомнить, какие подарки посылал Лейстер королеве к Новому Году — бриллианты, изумруды, ожерелья из различных камней, то совсем неудивительно, что на их оплату едва хватило всех моих драгоценностей.

Бедный сэр Френсис умер вскоре после моего посещения и был похоронен тайно в полночь, поскольку достойные похороны обошлись бы слишком дорого.

Королева очень сожалела и скорбела о нем.

— Мне будет не хватать моего Мавра, — проговорила она. — Ох, как грустно, что он ушел от нас. Он был мне хорошим слугой, и хотя я не всегда была добра с ним, он знал, как велико мое расположение к нему. Я вовсе не такая неблагодарная, как могло иногда показаться. Я слышала, он мало что оставил для своей бедной вдовы и девочек.

После этого она проявила некоторый интерес к Френсис, пригласила ее ко двору, усадила рядом с собой и беседовала с ней. Этот интерес королевы и Френсис имел довольно нежелательные последствия, когда Френсис оказалась беременна (а забеременела она довольно быстро).

Королева вообще очень внимательно следила за своими женщинами.

Особенно обостренно она воспринимала все, что касалось их романтических привязанностей.

Френсис сама рассказала мне, что произошло.

Королева никогда не церемонилась в выражениях, и часто казалось, что она старается своей поистине мужской грубостью напомнить окружающим о своем отце, Генри VIII.

Она ткнула Френсис пальцем в живот и поинтересовалась, не носит ли она там нечто такое, что не подобает иметь честной вдове. Френсис не относилась к категории ловких и изворотливых женщин, и поэтому немедленно покраснела, как ошпаренная, чем и доказала королеве, что ее подозрения вполне справедливы.

Такой необычный интерес к сексуальной активности окружающих ее людей, который затем вдруг мог перерасти в злобную ярость, многих приводил в недоумение. Она вела себя так, как будто акт любви был очень притягателен для нее и в то же время вызывал отвращение.

Френсис рассказала, что королева больно ущипнула ее за руку и потребовала объяснить, от кого она беременна.

При всей своей безропотности Френсис обладала чувством собственного достоинства, поэтому, подняв голову, она ответила:

— От моего мужа!