Мой враг — королева

— Уходите! — закричала в ответ королева. — Сделайте милость, и не возвращайтесь, пока я не пришлю за вами! Мне кажется, вы очень много о себе возомнили!

Это был намек на его родовую гордость, которая, по мнению Елизаветы, чернила фамилию Тюдоров.

— Подойдите и сядьте возле меня, Роб, — сказала она, — поскольку милорд Норфолк, проиграв игру, не в силах продолжать.

Роберт, все еще с платком в руке, сел возле нее, весьма польщенный и гордый своей победой над Норфолком, а королева, улыбаясь, взяла платок из его рук и прикрепила на поясе, показывая тем самым, что нисколько не оскорблена использованием своего платка.

Таким образом, было совершенно не удивительно, что теперь, когда Роберт все еще считался в опале, Норфолк возглавил длинный список его врагов, и враги эти были полны решимости довести свое дело до конца.

Первая атака пришла с неожиданной и весьма неприятной стороны.

При дворе была напряженная атмосфера. Королева была раздражена, когда с нею не было Роберта. Сомнений не было, что она любит его, и чувства ее были глубоки. Ссоры с ним показывали, сколь большое влияние на нее он имел. Ей хотелось призвать его к себе обратно, однако Роберт становился все более и более нетерпеливым в отношении женитьбы, а королева настолько опасалась этого вопроса, и что ей приходилось держать его на расстоянии. Если бы она послала за ним, то это означало бы его победу, а ей хотелось показать, кто хозяйка положения.

Я начинала думать всерьез, что она боится замужества, хотя, несомненно, правда была и в словах шотландского посла, когда он сказал, что она не потерпит дележа власти и желает быть полновластной правительницей.

Я чувствовала, что мы связаны с королевой прочной нитью, поскольку мои мысли были столь же полны Робертом, как и ее, и я ждала его возвращения ко двору так же страстно, как и она.

Иногда, в ночи, я лежала и думала: что было бы, если бы все раскрылось. Конечно. Уолтер был бы в ярости. Но к черту Уолтера! Я не желала думать о нем: пусть разводится со мной. Мои родители будут в шоке, в особенности отец. Моя репутация будет посрамлена. Родители восстанут против меня, может быть, даже отнимут детей. Я редко их видела, находясь при дворе, однако меня интересовал престиж семьи. Но главным образом, мне придется противостоять королеве. Я лежала в постели и дрожала, но не от страха, а от дерзновенного восторга. Я посмотрела бы в ее огромные чайного цвета глаза и прокричала бы ей в лицо: «Он был моим любовником — но не твоим! У тебя есть власть, и ты знаешь: он желает ее больше всего на свете. У меня нет ничего, кроме меня самой, но он желает меня! И то, что он стал моим любовником, доказывает его любовь ко мне — он пошел на слишком большой риск ради этого!»

Но, когда я бывала рядом с ней, я уже не была столь смела. В ней было нечто, от чего страх закрадывался в сердца отчаянных смельчаков. Когда я представляла себе меру ее ярости в случае, если все раскроется, я предполагала, каково же будет наказание.

Она, конечно, обвинит во всем только меня — обвинит как соблазнительницу, как Иезевель. Я заметила, что для Роберта она всегда находила оправдания.

В такой вот атмосфере и разразился скандал. Это было так, как будто открылась старая рана. Скандал затронул и королеву, и Роберта, и ясно показал, как мудра была Елизавета, что не вышла за него замуж, хотя, если бы это случилось, человек этот, о котором речь пойдет далее, Джон Эпплъярд, не осмелился бы поднять голос.

Дело было в следующем: сводный брат Эми Робсарт, Джон Эпплъярд, распространял сведения, что Роберт в свое время организовал убийство своей жены, а его подговорил держать свое преступление в тайне, но теперь его якобы замучила совесть, и он должен во всем сознаться.

Враги Роберта, в особенности граф Норфолк, поспешили раздуть скандал. Они потребовали, чтобы Джон Эпплъярд рассказал обо всем в суде. Все стали поговаривать, что краткое восхождение Роберта к славе и могуществу закончено.

Елизавета разговаривала со мной об этом. Когда упоминалось имя Роберта, она всегда очень пристально следила за моей реакцией, и я недоумевала, не выдала ли я себя чем-нибудь.

— Что ты думаешь, кузина Леттис, обо всем этом? — спросила она меня. — Норфолк и его друзья полагают, что Роберт должен предстать перед обвинением.

— Я думаю, они сущие стервятники, Мадам, — отвечала я.

— Конечно, стервятники! Но ты говоришь так, будто граф Лейстер — уже гниющий труп.

— Без вашей благосклонности, Мадам, дух его умирает, хотя тело и может быть по-прежнему цветущим.

— Но он не станет добычей этих стервятников, обещаю. Как ты думаешь: он виновен в том убийстве?

— Ваше Величество гораздо более осведомлены в этом вопросе, как и в прочих, чем я.

К счастью, она не расслышала за этой неосторожной фразой намека или предпочла не слышать. Но мой дерзкий язык довел-таки меня до беды.

— Мы должны быть бдительны в отношении своих врагов, Леттис, — сказала она, — а враги Роберта собрались вокруг него.

— Боюсь, что вы правы, Мадам, но он силен — и победит их, я не сомневаюсь.