Мой враг — королева

Кавалькада была яркой и многочисленной: тридцать пять наиболее выдающихся мужчин Англии, все королевские фрейлины, в числе которых была и я, и четыреста слуг. Королева планировала оставаться в Кенилворте в течение трех недель.

Народ выходил к нашей кавалькаде, чтобы приветствовать королеву, и она любезно заговаривала с некоторыми, ибо никогда не упускала случая поговорить со своим народом.

Стоило нам проехать некоторую часть пути, как мы увидели едущих по направлению к нам всадников. Во главе их ехал он — я сразу же его узнала. Мое сердце забилось. Я предполагала, что почувствую, увидев его, еще до того, как они приблизились. Он великолепно сидел в седле. Он подходил как нельзя лучше для исполнения должности стремянного королевы. Он постарел и стал тучнее, чем был восемь лет тому назад. Лицо его приобрело слегка более темный, кирпичный оттенок, а волосы на висках были тронуты сединой. В голубом бархатном камзоле, с разрезами в виде звезд по новой германской моде, с голубым пером на шляпе он выглядел величественно и неотразимо. Я сразу почувствовала, что былой магнетизм его мужской красоты не померк за годы. Едва ли теперь Елизавета любила его, постаревшего, меньше, чем некогда юного и стройного. Это же можно было отнести и ко мне.

Он подъехал к королевской процессии, и на щеках Елизаветы появился легкий румянец удовольствия.

— Я вижу, — проговорила она, — нас встречает милорд Лейстер.

Он подъехал к ней, взял ее руку и поцеловал. Когда я увидела, как он взял ее руку, как встретились их глаза, жестокая ревность охватила меня. Я с трудом уговорила себя успокоиться под тем предлогом, что он просто оказывает почести своей королеве. Не будь она королевой, он думал бы лишь обо мне.

Они ехали верхом рядом.

— Что же это вы не предупредили, что будете нас встречать, злодей? — спросила она. Эпитет, которым она его наградила, значил в ее устах величайшую ласку и нежность: я слышала это и ранее.

— Я не могу доверить никому иному проводить Вас в Кенилворт, — пылко заверил он.

— Ну что ж, принимая во внимание наше нетерпение увидеть ваш волшебный замок, — мы, пожалуй, простим вас. Вы хорошо выглядите, Роб.

— Как никогда, — ответил он. — Вероятно, это благодаря присутствию миледи.

Я почувствовала прилив гнева и ярости, так как он даже не потрудился взглянуть в мою сторону.

— Ну что ж, поедем, — сказала королева, — иначе нам придется добираться до Кенилворта еще неделю.

Мы отобедали в Итчингворте, где нас щедро угощали и развлекали и где королева выразила желание поохотиться, так как неподалеку был лес.

Я видела, как она удалялась бок о бок с Робертом верхом. Она не сделала попытки скрыть от кого-либо свою нежность и любовь к Роберту. Что касается его, тут я не могла решить, насколько велика была любовь к королеве, а насколько велики амбиции.

Надеяться на женитьбу он уже не мог, но даже и в этом случае он должен был стремиться остаться в фаворитах. Не было другого человека в Англии, которому бы так завидовали и которого бы так ненавидели. Он добился милости и любви королевы таким дерзким напором и скользкими путями, что завоевал себе благодаря этому тысячи недоброжелателей, которые ждали его падения. Среди них были и те, кто знал его, и те, кто никогда не видел, — такова уж человеческая натура.

Я начинала понимать натуру Роберта, и тогда, оглядываясь в прошлое, я поняла то, что мне было неясно в дни нашей страсти. Он был великодушен с униженными, куртуазен с женщинами, и временами его манеры совершенно скрывали от глаз силу, которой он был наделен от природы.

Страстный его темперамент время от времени давал себя знать. Он мог впадать в ярость, подчиняться диким страстям, и в его жизни было много темных дел. Но те, кто имел с ним дело, не вмешиваясь в его секреты, получал истинное удовольствие от общения с ним. Жизнь вынуждала его быть осторожным даже с королевой. Если у нее были воспоминания, которые влияли на ее к нему отношение, то были они и у него. Его дед, финансовый советник короля Генри VIII, был обезглавлен, и, как говорили, труп его отдан на съедение волкам с той целью, чтобы умиротворить народ, возмущенный налогами, одобренными королем, но собираемыми от имени Дадли и Эмпсона. Отец Роберта поплатился головой за попытку посадить на трон леди Джейн Грей и своего сына Джилфорда. Так что не было ничего удивительного в хитрости, коварстве и осторожности, благодаря которым Роберт сохранял собственную голову на плечах. Но думаю, он был в достаточной безопасности, ибо Елизавета ненавидела подписывание смертных приговоров, даже для своих врагов. Очень маловероятным было то, что, даже в изменившихся обстоятельствах, она подпишет его любимому человеку.

Но, конечно, всегда была возможность впасть в немилость, и естественно, что он делал неимоверные усилия, чтобы избежать этого.