— Как тебе мой образ? Немного клоунский, да?
— Красивый образ. Тебе идет.
Он будто размышлял о чем-то своем. И не желал раскрываться. Наверное, тоже в ускоренном темпе пытался придумать, как нужно вести себя со мной.
И вот зачем тогда позвал… Еще и мыслишки в голове пляшут всякие сомнительные… Надо бы избавиться от них как можно скорее. Ибо почему нет? Почему Пашка не может позвать меня на прогулку? Я с ним в этом году общалась ничуть не меньше, чем с Полиной и Олей вместе взятыми, а то и больше. Мы столько вечеров провели в читальном зале, пытаясь осознать, в чем смысл жизни в целом и учебы на нашем факультете в частности, что Пашка вполне может считаться четвертым человеком по значимости в моей жизни. Мама-папа, Илья, а потом он.
— Спасибо большое. Времени было много. А мне нравится твоя рубашка. Совсем как аристократ. Еще бы расчесался.
И, не выдержав, я дотронулась до его волос.
Пашка опустил взгляд. Я улыбнулась, но неловко, — и опустила руку. Каждый старается в меру своих возможностей. Он вдруг стянул с плеча рюкзак и вытащил пластиковый маленький пластиковый стаканчик, до краев наполненный красной ягодой и обернутый пакетом.
— Земляника для Ники. Как обещал. Думаю, к тебе она поместится. Боюсь, что забуду отдать после встречи.
Я осторожно приняла стакан. И разулыбалась:
— Спасибо большое! Я про нее забыла. Земляника, здорово.
Пашка улыбнулся в ответ. Было видно, что ему действительно приятно доставить мне радость.
А мне теперь будет, с чем пить чай вечером. Главное, чтобы эта земляника не стала поводом поскорее сбежать со встречи.
Пашка спросил:
— Куда хочешь пойти? У меня есть несколько вариантов. Но я бы хотел сначала послушать твои.
— Мне никуда не нужно, — пожала плечами. — Я так, впустую трачу драгоценное время, отведенное нам на жизнь. Ой, — если исходить из моих слов, можно было предположить, что потраченное на встречу с Пашкой время я считаю пустым. — Я в целом про лето. Говорила маме — пойду работать бариста, в кофейню.
И замолчала.
— А твоя мама что?
Кажется, он все-таки не обиделся. Или не успел заметить мой косяк. А Ник бы целую трагедию уже закатил, я более чем уверена. Посмотрел бы, не тая превосходства во взгляде. И, насмехаясь, заметил, что время, проведенное рядом с ним — самые насыщенные и ценные мгновения моей жизни.
— Посоветовала не позориться. Надеется, что я все-таки буду работать по профессии. Не зря же они на мое образование столько денег тратят.
— После всего, что нам пришлось пережить, мы просто обязаны работать по профессии.
Я рассмеялась невесело:
— У тебя точно получится. А я в себе не уверена. Вдруг передумаю.
— Можешь?
— Я все могу. Так как у меня предложений нет, послушаю твои.
И Пашка назвал все мероприятия, проходящие в радиусе трех километров от нас. Там выставка, сям сегодня эксклюзивный кинопоказ. А где-то недавно стену разрисовали дивной жар-птицей — и вроде как-то неприлично и осуждаемо это, разрисовывать стены, но все равно хочется посмотреть на красоту, потому что жалко, скоро ведь закрасят. И еще в магазин со всякими бытовыми безделушками завезли новую безделушковую коллекцию. И в соседнем сквере сегодня будет выступать местная группа, хотя Паша, конечно, музыку такую не слушает, но…
К концу перечисления у меня закружилась голова. Я столько мероприятий за жизнь не посетила, сколько проходило одним-единственным сегодняшним вечером.
Я спросила у Пашки, откуда он все это знает. И Пашка ответил, что следит за городскими новостными каналами. Каково их количество, я уточнять не стала.
Все-таки, наверное, журналистами рождаются. Должно быть в человеке нечто, что заставляет его копаться во множестве источников, проверять последние новости как минимум раз в час и разговаривать с незнакомыми людьми, как со старыми приятелями. Мне кажется, это нечто большее, чем просто работа. Образ жизни, не меньше. А-то и целая жизнь.
В общем, мы решили идти уже хоть куда-нибудь. И останавливаться по пути, если заметим что-то интересное.
И мы пошли. Зря, наверное, Пашка наизусть выучивал программу сегодняшнего вечера. Хотя, вообще говоря, память у него неплохая. Куда лучше моей. Когда мы занимаемся домашкой, он очень легко и просто вспоминает то, о чем рассказывали на семинарах. А у меня будто бы существует отдельная личность, семинарская, и она всегда остается в кабинете, приклеенная к стулу, как бы я не пыталась унести с собой новые знания. А во время пар засыпает.
Не считая шутовского вступления, большую часть времени я молчала.
Спросила у Пашки подробности его поездки на дачу. И, слово за словом, он начал потихоньку разговаривать(ся). А мне оставалось только слушать и кивать.
Чтобы добиться от меня высказанного вслух мнения, Пашке приходилось конкретно формулировать вопросы. «Ув. Вероника Георгиевна, а как вы относитесь…» — что-то по типу такого. Но, если честно, в большинстве случаев я не относилась никак.