Мой выбор

– Он – волк, – я пялилась на Рунта, не в состоянии пока уложить увиденное в голове. Даже боль отошла на второй план. – Я спала с волком. Потрясающий прогресс. От групповухи до зоофилии. Что, блин, следующее?

– Что она бормочет? – спросил Рунт, присаживаясь рядом так, что все его хозяйство было в прямой моей видимости. И я уставилась. Отличия искала, не замеченные изначально, не иначе.

– Надо предупреждать о таком! – Я дернулась и снова застонала. Чертова троллематка всю меня переломала, что ли? – Надо говорить, что ты превращаешься в волка, до того как! Надеюсь, ты такое в постели не провернешь? Для меня это уж слишком! Я дома никогда даже такую порнуху не смотрела и не собиралась!

– Что опять за ахинею ты бормочешь, Соня? – нахмурился брюнет и подсунул под меня руки, собираясь поднять. Стало так больно, что я заорала. Он отступил, лицо его стало встревоженным. – Рэй, зови своего Фалата, пусть гонит остальных забози. Нужно дать ей зелье, эта погань здоровая ее отравила или покалечила.

Блондин, который успел опуститься около меня на колени, вскочил и несколько раз гаркнул молодецким ревом что-то непонятное. Вот это мощь легких – у меня его крик во всех костях отозвался.

– При чем тут «отравила»! Ты превращался! В волка! И не пытайся мне тут туфту лепить, что мне это якобы приглючилось! – Я таки подняла руку, дабы ткнуть в его бессовестно голую грудь обвиняющим перстом. Кожа была у меня почему-то противно синюшной. Блин. Походу, и правда что-то со мной. Болевой шок? Задыхаюсь из-за травмы легкого, вот и синею?

– Из всего этого я уловил лишь то, что тебя отчего-то возмущает моя способность обращаться в ругару, – хмурился все больше брюнет, шаря по мне глазами.

– Вот именно! О таких вещах нужно предупреждать!

– То, что я оборотень-ругару, – общеизвестный факт.

– А мне он не был известен. Оборотней вообще не бывает. – Язык стал неметь, и сознание путалось. – Как и драконов. Хотя… троллей, в принципе, тоже. И деревьев со щупальцами. Ой, меня тошнит что-то. Я домой хочу. И если меня сейчас вырвет, я просто сдохну от боли в ребрах!

– Рэй, что там? – вскинулся Рунт, и его рот искривился в оскале.

– Сейчас! – Его побратим ломанулся в сторону, откуда уже доносился топот забози. Вернулся он через минуту, за которую мне совсем уж поплохело.

Рунт рывком усадил меня, не обратив внимание на вопль и парочку матерных пожеланий ему всяких гадостей, и опер спиной о свою грудь, сев позади. Рэй швырнул ему микрофляжку на подлете. Мучитель свинтил крышку и поднес к моему рту.

– Пей! Ну! – приказал он, но мой уплывающий в пучину боли и темноты мозг отметил, что челюсти мне не подчиняются. – Вот же ришево дерьмо! Только помри мне, чокнутая баба!

Рунт больно надавил мне пальцами в районе подбородка, открывая рот насильно, и влил зелье.

– Глотай! Глотай, зараза, и живи давай! Я тебя не отпускаю!

Часть попала не в то горло, я кашлянула и тут же отрубилась.

Глава 18

Рунтарехт

– Что это было? – спросил я у побратима, как только мы уселись у костра.

До Некки оставалось пару часов не слишком быстрой езды, но пока Соня не исцелится, не могло быть и речи о передвижении. Все, на что мы с Рэем решились, – перенести ее крайне аккуратно подальше от места побоища. Точнее уж, нес он. Как вцепился, не отнимать же. Вряд ли девчонке понравится очнуться посреди всей этой вонищи.

Побратим так и держал ее на руках, глядя в лицо снова с какой-то маниакальной пристальностью, пока я устанавливал полог и вытаскивал из тош – наших бездонных котомок – шкуры и одеяла. Настелил их все для нее в десяток слоев, чтобы было помягче. Что такое переломанные ребра – мне известно. После этого мы попросту срезали и сняли с Сони верхнее замызганное и пропахшее троллихой платье, на котором могли сохраниться остатки яда. Походит до Некки так, там куплю ей чего. И уж точно не такой вот серый балахон. Раздражает. Лишний разок зенками и не облапаешь в этом.

По очереди сходили и повыдергивали клыки у убитых тварей, чтобы предъявить старшине форта. Смотались к ручью неподалеку обмыться и постираться. Нагрели воды вымыть открытые участки тела девчонки, чтобы наверняка ничего на ней не осталось. Ее кожа уже стала опять золотисто-смуглой, а дыхание из влажных всхрипов восстановилось до нормального, и у меня в груди вдруг что-то такое произошло… Риш его знает, как будто там кто сначала завязал все узлом, а я и не чувствовал до тех пор, пока этот узел не распустился. И только уже в сумерках сели сварить похлебку.

И вот тогда я и решил допытаться у Рэя, как же нам все же удалось успеть.