Читаем Мой взгляд на будущее мира полностью

В: Вы сказали, что в конечном счете американцам придется делить доминирование в Азиатско-Тихоокеанском регионе с Китаем. Когда это произойдет, каковы будут последствия для таких стран, как Сингапур?

О: Когда это произойдет, мнение китайцев станет для нас столь же, если не более важным, чем мнение американцев. Японцы и корейцы активно налаживают экономические связи с Китаем, при этом в качестве гарантии безопасности сохраняя свои военные связи с Америкой. Как долго это может продолжаться? По мере того как вы все более тесно интегрируетесь с Китаем в деловой и финансовой сфере, как могут ваши военные связи с Америкой помешать китайцам, которые теперь контролируют ваши предприятия, выкручивать вам руки экономическим путем?

В: Иметь дело с китайцами и иметь дело с американцами — не одно и то же. Нам приходилось сотрудничать с американцами, потому что они были доминирующей силой в регионе.

О: Американцы показали себя более или менее безобидными. Они не пытаются на вас давить. Да, они хотят, чтобы повсюду была демократия, но не будут наступать вам на горло, чтобы навязать ее силой. Китайцев не интересует, что у вас в стране — демократия или диктатура. Они просто хотят, чтобы вы делали то, что они хотят. Это совершенно другой подход. Они не считают свою форму правления единственно правильной и не пытаются насадить ее повсюду. Они видят свою роль иначе, чем американцы.

В: Может ли так случиться, что однажды Сингапур разместит у себя логистический узел или другого рода базу для китайского военного флота?

О: Не могу сказать. На протяжении моей жизни этого не произойдет. Я думаю, что на первом этапе мы можем разместить логистические центры для обоих флотов, а не решать, кому отдать предпочтение.

В: Как долго, по вашему мнению, Сингапур сможет находиться в такой ситуации — не выбирая между китайцами и американцами?

О: Опять же я не знаю. Это зависит от состояния американской экономики и от их возможностей по поддержанию своего военного присутствия.

В: Сотрудничая с американцами, вы установили тесные личные связи с некоторыми из них — с Генри Киссинджером и другими. Что касается сотрудничества с китайцами, смогут ли сингапурские министры установить такие же тесные личные отношения с китайскими лидерами?

О: На данный момент у нас с китайским руководством хорошие личные отношения, потому что они нуждаются в нашем опыте и наших идеях, но, как только они перестанут в нас нуждаться, отношения, безусловно, изменятся. Однако я думаю, что у них сохранится чувство признательности за оказанную нами помощь, например как в случае Индустриального парка в Сучжоу. Мы заложили основу для доброжелательных отношений.

В: В 1976 г. во время посещения Пекина вы встретились с премьер-министром Хуа Гофэном. Он хотел подарить вам книгу о китайско-индийской пограничной войне, в которой был изложен весьма предвзятый — китайский — взгляд на этот конфликт. Вы отказались принять книгу, рискуя оскорбить принимающую сторону, и объяснили свой отказ двумя причинами: тем, что в Сингапуре живет много индийцев, а также тем, что существует другая точка зрения на эти события. Безусловно, случись это еще раз, вы поступили бы точно так же. Но теперь Китай стал гораздо более сильным. Посоветовали бы вы сегодняшнему сингапурскому премьер-министру отказаться от такого подарка?

О: Я не знаю, сможет ли он отказаться — все зависит от его характера. Но, даже если он примет эту книгу и прочитает ее, не думаю, что это заставит его изменить свое мнение. Это односторонний взгляд на события, а в настоящее время мы имеем возможность взглянуть на эту историю с разных сторон.

В: Но учитывая резко возросшую мощь Китая, не будет ли более предусмотрительным со стороны молодого премьер-министра не оскорблять китайцев отказом от подарка?

О: Значит, пусть примет эту книгу. Она же не заставит его изменить свои взгляды. Что касается меня, то я так много читал об этом конфликте, что сказал Хуа Гофэну: «Эта книга не заставит меня изменить мое мнение». Но сегодня мы имеем другой Китай и других министров, которые сами должны решать, как они будут выстраивать личные взаимоотношения с китайцами. Они вполне могут решить, что им не стоит портить отношения с тем или иным человеком, обижая его отказом.

Новый Китай Люди, общество, экономика

Осенью 1989 г., вскоре после событий на площади Тяньаньмэнь, Цянь Нин, сын бывшего вице-премьера Цянь Цичэня, прибыл на обучение в Мичиганский университет. Ему было немногим больше 30 лет, и до приезда в Соединенные Штаты он работал в газете «Жэньминь жибао». Несколько лет спустя он написал книгу «Обучение в Америке», которую разрешили опубликовать в Китае. Несмотря на безупречное коммунистическое происхождение, в ней он высказывал довольно крамольные мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное