Мой взгляд на литературу

Это состояние дел столь неприятно исследователям логического, семантического, лингвистического направлений, что для того, чтобы облегчить себе жизнь, они, как могут, избегают его в своей практике. Отсюда также язык – во всех сегментных функциях – бывает трактуем более или менее так, как вырезанные из кинопленки отдельные неподвижные кадры, то есть элементарные клетки. Его динамические аспекты подвергаются из-за этого почти систематическому сглаживанию.

Среди множества недостатков, к которым приводит подобная политика, один я считаю исключительно фатальным. А именно: сегментации и классификации, применяемые названными специалистами, проявляют склонность к вырастанию в гипостазы. О том, что это именно так, свидетельствует факт отсутствия возмущения хотя бы одного из читателей – при моем заявлении, что язык «действительно» не является реляционной системой, растянутой между функциями десигнации, денотации и оперирования понятиями. Речь идет об удобных конструкциях, о результатах прокрустова обездвиживания языковых высказываний, о практических делениях, открывающих нам доступ поочередно и раздельно к тому, что язык делает de facto параллельно и комплексно. К сожалению, надо избавиться от блаженной уверенности, что знакомство с терминами типа signifiant и signifie [20], плюс несколько сотен других, с различными «структурами» во главе, приводит столь знающего к состоянию абсолютной ясности в языковых вопросах.

Относительность подходов, конвенциональный характер классификации следует осознавать именно потому, что то, что является результатом соглашения (конвенции), заключенной для изучения одного аспекта явления, не может быть тем самым трактовано как представление состояния дел. Я хочу сказать: изучая языковое произведение, мы вмешиваемся в него, становимся зависимы от наших интересов и нашей исследовательской догадки. От двух последних никто никогдадо нуля не может освободиться. И значит, исследовательскому запалу здесь должен сопутствовать некий скептицизм – ибо нет ничего смешнее, чем неофит plus catholique que le pape [21]или лингвист-любитель, в которого превращается литературовед, принимающий за аксиомы языковедческого посвящения то, что является лишь эвристическим предположением и праксеологическим правилом профессионалов.

Поэтому также не может быть никаких святых и незыблимых тезисов, исходных в исследовании. Одним из таких тезисов является, например, предположение де Соссюра, что сочинение полностью отвечает понятию языка (la langue [22]). Это страшная неправда, противоречащая всем позднейшим определениям информатики и лингвистики, неправда, которую никто не смеет так назвать из уважения к мастеру. Бесконечная in potential [23]интерпретируемость сочинения – явление абсолютно другого порядка. Из этого следует, что мощность словаря дискретных состояний устанавливает для предложения (или конъюнкции предложений) количество заключенной в нем информации, того словаря, который мы используем для обозначения смыслового и количественного информационного содержания; и ведь от нас как потребителей зависит, сколь богатыми словарями при чтении мы будем оперировать! Зато как высказывание законченное, упорядоченное и в элементах пересчитанное, каждое сочинение принадлежит к собранию языковых высказываний (la parole [24]). Установление информационного содержания языка (высказывания) полностью допустимо (хоть наделено выше определенным релятивизмом). Зато, как подчеркивал Бар-Хиллел, использование информационных мер для языкового поля (т.е. для la langue) – процесс бессмысленный: нельзя мерить бесконечности операциями по определению конечными.

И, значит, это не так, будто бы только сфера истинно литературоведческих трудов опутана неясностями, поскольку неуверенность и домысел содержатся также в фундаменте храма гуманитарных наук, на высоком этаже которого гостит беллетристика.

Фантастическая теория литературы Цветана Тодорова

Перевод Язневича В.И.

I