Мой XX век: счастье быть самим собой

Бабушке и всей ее семье пришлось пережить страшный голод, придавивший все село. «Замолкли песни, заглохли свадьбы и гулянки, притихли собаки, не стало голубей... Сразу захмурели и словно бы состарились дома, углы у них были, как челюсти у голодных людей, сухи и костлявы». Все, что было, променяли на хлеб, даже бабушкину «смертную одежку», бережно хранимую ею для последнего часа своего. Оставалась только машинка «зингер», на которой Екатерина Петровна обшивала чуть ли не полсела. И до тех пор, пока машинка оставалась в доме, у всех в деревне теплилась надежда, что как-нибудь смогут выкрутиться из тяжелого положения.

Но «черный день» наступил. Золотые сережки – последнее, что осталось от матери Витьки, – отвезли в торгсин, лишь бы выходить парнишку, спасти его от голодной смерти. Потом дед пошел пилить дрова в сельсовет, и на заработанные им деньги бабушка купила в городе каравай хлеба, оказавшийся с мякинной начинкой. Горе великое пережили дед и бабушка, и не столько оттого, что оказались обманутыми, а скорее оттого, что есть на свете обманщики, способные наживаться на горе и нужде людской. Лучше бы не дожить до этих дней, чем видеть такое злодейство и жульничество. Но даже и не эта черта бабушкиного характера привлекает здесь внимание. По дороге она подобрала щенка, которого выбросили околевать, ведь голод был по всей округе. А бабушка подобрала. Самим есть нечего, а накормила его. Только что горько плакала, проклиная обманщиков, а через некоторое время с какой-то детской беспомощностью улыбнулась, глядя на щенка, захлопотала, постепенно входя в привычной ритм домашней работы. А маленький полуголодный Витька узнал от бабушки еще одну святую заповедь русского человека: «Добро человеческое никогда не пропадет. И человека, и животину жалеть надо».

Горькое, печальное в этой истории сменяется юмором, веселым смехом, который вызывает у читателя рассказ о Шарике, «лукавой, глупой и преданной собаке».

«Осенние грусти и радости» – это рассказ о заготовке капусты на долгую сибирскую зиму. Труд великий, но радость и веселье сопровождают его. Катерину Петровну в деревне любят за доброту, справедливость, за то, что поделится последней хлебной коркой, за ясный, светлый ум – дурного уж никогда не присоветует, за трудолюбие и мастеровитость в каждом деле, за большое, щедрое сердце, которое обо всех болело и болит. И после каждого трудового дня Катерина Петровна охает, вздыхает, думает о близких и дальних родных, беспокоится о чем-то, переживает. Умаялась старая, да так, что не знает, куда и руки положить. И еще одну святую заповедь нашего народа узнает маленький Витька в тот тяжелый трудовой день: «В любом деле не слово, а руки всему голова. Рук жалеть не надо. Руки, они всему скус и вид делают. Болят ночами рученьки мои, потому как не жалела я их никогда...»

С грустью вглядывается Виктор Астафьев в деревенскую «смешную фотографию», смешную, может быть, потому, что уж больно бедновато одеты ребятишки и девчонки, хотя и собирали для них со всей деревни, старались не ударить «лицом в грязь» перед приезжим фотографом. Эта фотография оживила в памяти и образ первого учителя. Не удалось вспомнить ни имени, ни фамилии, но навсегда запомнилось его доброе, приветливое лицо, его мужество, с которым он бросился на змею, ограждая от опасности ребятишек, когда он вышел на лесную прогулку. Таким его запомнил Виктор Астафьев: всегда готовым «броситься вперед и оборонить своих учеников, помочь им в беде, облегчить и улучшить людскую жизнь». Вспомнилось и другое: бережное и трогательное отношение всего деревенского люда к этой замечательной супружеской паре учителей.

Учитель так и не узнал, кто привез ему воз дров, хотя вся деревня знала об этом. А бабы принесут то кринку молока, то сметанки, то творогу, да вроде бы у них и «забудут». «Ребеночка доглядят, полечат, если надо, учительницу необидно отругают за неумелость в обиходе с ребенком. Когда на сносях была учительница, не позволяли бабы ей воду таскать с Енисея».

Глядя на эту «смешную фотографию», Виктор Астафьев представил себе свою деревенскую жизнь, деревенский люд, который его окружал и помогал расти таким же добрым, честным, бескорыстным, трудолюбивым, мужественным и бесстрашным. Даже дядя Левонтий, беспробудный пьяница, предстает совсем в другом свете. Он бросил пить и дебоширить после разговора с учителем, который с ним «по-людски» поговорил. Молодой учитель нашел ключ к сердцу этого человека: давненько на него махнули рукой и никто с ним обычно не разговаривал «по-людски». Вот причина душевных перемен в дяде Левонтий.