Мой XX век: счастье быть самим собой

Перепечатываю здесь и статью «Лев Толстой и современность», которой открывается дискуссия, посвященная столетию романа «Война и мир». Сейчас чаще всего упоминают дискуссию «Классика и мы», состоявшуюся в ЦДЛ в 1977 году... А если читатели вчитаются в то, что говорили в журнале «Молодая гвардия» за десять лет до упомянутой дискуссии (и напечатали!), дав еще один существенный сигнал в процесс формирования нового литературного направления, картина предстанет емче, крупнее, достовернее. К этому я могу прибавить еще и свои статьи в «Огоньке», две статьи «Россия – любовь моя», которые составили сборник «Россия – любовь моя», вышедший в издательстве «Московский рабочий» в 1972 году.

5. Лев Толстой и современность (К 100-летию романа «Война и мир»)

Столетие со дня публикации «Войны и мира» – этого непревзойденного в истории мировой литературы творения – дает нам повод задуматься над тем, что Толстой, как воистину гениальный художник, предопределил дальнейшие пути развития не только русской литературы, но и мировой литературы в целом, заглянуть в одну из славных страниц нашей отечественной литературы, поговорить о том, как возникло такое гениальное творение.

Всем нам, разумеется, известны статьи В.И. Ленина о Толстом. Никому еще не удалось с такой убедительностью и глубиной дать анализ произведений Льва Толстого, «которые всегда будут ценимы и читаемы массами». «...В его наследстве, – подчеркивал В.И. Ленин, – есть то, что не отошло в прошлое, что принадлежит будущему. Это наследство берет и над этим наследством работает российский пролетариат».

«Его мировое значение, как художника, – писал В.И. Ленин о Толстом, – его мировая известность, как мыслителя и проповедника, и то и другое отражает, по-своему, мировое значение русской революции.

Л.Н. Толстой выступил как великий художник еще при крепостном праве. В ряде гениальных произведений, которые он дал в течение своей более чем полувековой литературной деятельности, он рисовал преимущественно старую, дореволюционную Россию, оставшуюся и после 1861 года в полукрепостничестве, Россию деревенскую, Россию помещика и крестьянина. Рисуя эту полосу в исторической жизни России, Л. Толстой сумел поставить в своих работах столько великих вопросов, сумел подняться до такой художественной силы, что его произведения заняли одно из первых мест в мировой художественной литературе. Эпоха подготовки революции в одной из стран, придавленных крепостниками, выступила, благодаря гениальному освещению Толстого, как шаг вперед в художественном развитии всего человечества».

Каждое новое поколение как бы заново открывает для себя Толстого, с поразительной яркостью замечая, что образы его произведений несут в себе неумирающие черты характеров и нравственных качеств; в новых социальных условиях они позволяют не только лучше познавать человека прошлого, но и глубже всматриваться в человека сегодняшнего.

Нисколько не будет преувеличением сказать, что наш молодой читатель, обращаясь к литературному наследию Льва Толстого, может найти в его сочинениях ответы на великое множество своих вопросов. Уроки Льва Толстого учат современного человека быть честным, правдивым, бескорыстным, учат присущей нашему народу высокой нравственности и здоровой морали. «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость» – вот один из многих уроков мастера слова и знатока глубин человеческой души.

Иному современному читателю может показаться, что никаких особых проблем, относящихся к Толстому и его произведениям, сегодня не существует. Всем, мол, известно, что Толстой – великий писатель, а его книги – драгоценная, нетускнеющая сокровищница человеческой мысли. Это, конечно, так, если не оглядываться в не столь далекое прошлое. Не оглядываться же нельзя, ибо знание прошлого позволяет не только лучше понимать настоящее, но и предвидеть будущее. И еще: в нашей творческой жизни нет-нет да и появляются «новаторы» без подлинного новаторства или радетели модных веяний, берущих начало отнюдь не из народных сокровищниц и отечественных закромов. И более того, мы нередко встречаемся с произведениями, в которых напоказ выставлено подражательство буржуазным западным образцам; в них – убогость интеллекта, вызывающий скепсис, уродливый язык, унылая интонация. Все здесь взято напрокат, вся структура и сущность таких литературных поделок – как бы вызов той классической, обогащенной в советское время школе художественного развития, из которой вышли лучшие советские писатели, создавшие произведения, достойные своей эпохи. И если, с одной стороны, такие явления можно объяснять буржуазным влиянием, то с другой – они берут начало из нашего недалекого прошлого, когда делались яростные попытки ниспровержения Толстого и других выдающихся художников слова.

Сошлюсь только на два эпизода из литературной жизни 20-х годов, имеющих прямое отношение к нашему разговору.