Мой XX век: счастье быть самим собой

Из писем Анатолия Иванова читатель мог догадаться, что в «Советском писателе» возникла идея пригласить его заместителем главного редактора издательства. В Новосибирске пребывая, он не видел перспектив для своего роста как общественного деятеля и творческого работника... В Москву! В Москву! В Москву! – стремились не только сестры Антона Чехова, сюда устремлялись не только Булгаков и Шолохов в начале 20-х, здесь библиотеки, театры, киностудии, здесь издательства, журналы, газеты... Но с издательством почему-то не получилось, хотя предложение было сделано... Вскоре я узнал, что Анатолий Иванов стал заместителем главного редактора журнала «Молодая гвардия», который в это время оказывался в центре литературной борьбы 60-х. ЦК ВЛКСМ пообещал московскую прописку, квартиру и пр. и пр. Возможности у комсомола были почти неограниченные. Сразу после утверждения в ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС Анатолий Степанович предложил мне должность заведующего отделом критики и искусства, члена редколлегии журнала, с окладом почти в два раза большим, чем я получал в издательстве, и полную свободу действий в подборе авторов и материалов для публикаций. А в это время у меня и Гали родился сын Иван... Было над чем призадуматься...

Одновременно с этим я написал несколько статей, в которых выразил то, что думал и что было частично содержанием наших литературных разговоров.

В прессе не уставали повторять, что у нас, в СССР, выработался общий советский характер. А так ли?

Предлагаемую здесь статью я отдавал в журналы «Октябрь», «Дон», «Знамя», «Дружба народов», но всюду ее отклоняли. «Волга», где главным редактором был Н.Е. Шундик, ее напечатала (1969. № 3; 1970. № 6).

4. Россия – любовь моя

Родное манит. Но в суете работы, в ворохе повседневных забот и дел все откладываешь, отодвигаешь поездку в родную деревню. И все же приходит день и час, когда говоришь себе: пора! Пора окунуться в воспоминания юности, поверить настоящее ценностями отчичей и дедичей. И вот она, моя родина, Рязанская земля, вот Стрелецкий луг, где я играл в лапту, рвал терпко-кислый щавель, пил ледяную родниковую воду из Мужичьего колодца. И конечно, вот они, мои земляки, люди разных судеб и несхожих характеров, но в чем-то коренном, главном схожие, близкие: в доброте, прямодушии, хлебосольстве. Память сердца неистребима. Она заставила меня отправиться в очень далекое и трогательное путешествие – в прошлое своих отцов и старших братьев, в страну своего детства.

Это путешествие я совершил не один. Моими друзьями, наставниками, попутчиками были книги о деревне – Грибачева и Стаднюка, Закруткина и Калинина, Анатолия Иванова и Проскурина, Залыгина и Дм. Зорина, Василия Белова и Виктора Астафьева, Бориса Можаева и Евгения Носова, Виктора Лихоносова и Валентина Распутина, Сергея Крутилина и Михаила Алексеева. Все, чем жили, болели, чему радовались их герои, было кровно, по-родственному близко и мне. Глубокие конфликты и радость их преодоления, горечь от бедствий и скупое счастье, торжество победы и драматизм повседневности, тревоги матерей и отцовская гордость – все это властно входило в мою душу, заставляя вновь и вновь переживать давние впечатления, собственные, невыдуманные.

...Городской подросток и подросток деревенский. Как много разделяет их! Конечно, количеством книжных знаний, культурными навыками городской мальчик превосходит деревенских ребятишек. Но у него нет драгоценного чувства природы, ощущения близости к ней. И тысячу раз прав Иван Стаднюк, когда взволнованно и приподнято размышляет об этом на страницах романа «Люди не ангелы».

Сын крестьянина, переехав в город, меняет многие привычки, самый уклад жизни. А дети его порой и не ощущают такого единства с природой, какое всегда присуще жителю деревни. Они вырастают на асфальте и уже считают его самым удобным и целесообразным покрытием земной поверхности. Представьте себе человека, идущего босиком по асфальту. Трудно? Бессмысленно. А я вот, приехав в свою деревню, решил пройтись голой подошвой по родной земле, чтобы ощутить ее прикосновение. Да вот беда – то и дело приседал от боли. Я с завистью смотрел, как невозмутимо вышагивал по той же проселочной дороге мой маленький проводник.

– Неужто тебе не больно? – спросил я.

– Отчего больно? Ведь по земле иду, а не по стеклу толченому, – искренне изумился парнишка.

Этот маленький казус навел меня на размышления. Чем больше думал я о родной стороне, тем больше чувствовал, что той радости, какой ожидал от встречи со страной своего детства, я не получил. В воображении, издали все виделось по-иному. Огромное село с величественной церковью на холме; ряды крепких пятистенок; веселье, смех, ребячий гомон, щелканье пастушьего бича, вечерами – переливы гармоники и голоса гуляющей молодежи. Но это в прошлом, недалеком прошлом колхозной деревни.