Я выбежала из машины, влетела в дом и помчалась наверх. Содрала с себя одежду и вступила под прохладные струи воды. Я стискивала челюсти и приказывала себе не реветь. Смывала с себя его запах, его прикосновения, вкус его губ и тёрла, тёрла, тёрла кожу мочалкой. Соскребала с себя его пот, но не могла соскрести с себя его сумасшедший взгляд - тот успел прорасти в меня, распространиться под кожей, всосаться в кровь, отравить каждую клетку.
Моё тело дрожало от воспоминаний о том, как оно плавилось в дикой магме соблазна и искушения, как сгорало от страсти и наполнялось до краёв удовольствием, равным которому не было в моей жизни. Загорский – он как адова печь, и я сегодня без страха сунула в неё руку. Всего лишь руку, а сгорела целиком. Сгорела. И отдала этому дьяволу свою душу.
- Поль! Поля! Полинка! – Донёсся до меня голос Вика из комнаты.
Я лихорадочно закрутила барашек крана, вышла и закуталась в полотенце.
Как сказать ему? Сразу? Или подготовить? Может, спросить для начала, чем он занимался там, у себя в кабинете? Хотя, если это правда, то чем я лучше, чем он? Могу ли я предъявлять теперь ему какие-то претензии?
- Полька!
Я едва успела накинуть халат и затянуть пояс, как Вик ворвался в ванную и подхватил меня на руки.
- Поль! – Воскресенский стиснул меня в своих объятиях.
И я невольно потянула носом запах с его шеи. Ничего. Только его парфюм.
- Родная, ты бы предупредила, что придёшь, у меня ведь сегодня совещание было! – Он запечатлел на моих губах нетерпеливый поцелуй.
- Вик…
– Идём, у меня для тебя сюрприз.
- Сюрприз?
- Да, я ведь обещал тебе романтический вечер. – Мы спустились, и Вик притянул меня к себе. – Нужно закрыть глаза.
Он положил мне свои ладони на веки.
Мы осторожно двинулись вперёд. Мне не хотелось никаких сюрпризов, мне хотелось просто поговорить. Моя решимость таяла с каждым его поцелуем.
Скрипнула дверь.
- Та-дам! – Вик убрал руки.
- Что это? – Хрипло спросила я.
Мы стояли во дворе, и приходилось часто моргать от света.
- Это твоя новая машина.
Мой взгляд скользнул по новенькой чёрной иномарке, стоящей на подъездной дорожке. Её крышу украшал массивный красный бант.
- Но у меня даже прав нет.
- Получишь. А пока наймём водителя! Как тебе?
- Я даже не знаю… - Растерялась я, переводя взгляд с машины на Вика. – Она прекрасна, но…
- Никаких «но»! – Воскресенский привлёк меня к себе и страстно поцеловал. Его ладонь сжала мою ягодицу. – Поедем сейчас на ней в ресторан и отпразднуем! – Он посмотрел на меня и рассмеялся.
- Что? – С тяжким сердцем пробормотала я.
Муж протянул руку, вынул из моих волос травинку, покрутил её перед глазами и отшвырнул в сторону:
- Похоже, ты совсем не вылезаешь из сада. Отдыхай хоть иногда, ладно? Мне нужна весёлая, довольная и красивая жена. – Он поцеловал меня в нос. – Время, которое ты тратишь на свои раскопки в саду, лучше потратить на салон красоты и спа.
- Угу. – Сделав над собой усилие, улыбнулась я.
Уткнулась ему в грудь и больно стиснула челюсти, чтобы не дать волю слезам.
24
Я сижу перед зеркалом до темноты. Мне трудно свыкнуться с лицом, которое смотрит на меня из отражения. Делаю усилие, улыбаюсь, и уголки губ в зеркале медленно тянутся вверх. Хмурюсь, и лоб незнакомки покрывается продольными складками. Всё прежнее, но совсем другое. Всё чужое, не моё.
Когда после очередной операции снимали бинты, доктор пообещал, что скоро отёчность спадёт, мимика придёт в норму, шрамов не будет видно, лицо изменится, и я привыкну. Он был прав во всём, кроме последнего пункта: я не могу привыкнуть. Ни к новому облику, ни к боли, ни к тому, что у меня отобрали сына.
Каждый день, сворачиваясь на прохладных простынях в тишине комнаты, я до хруста стискиваю челюсти, чтобы не завыть. Снова и снова прокручиваю в памяти минуты своего убийства. Глухие звуки выстрелов, рассыпавшиеся лепестки роз, плач ребёнка и руки Марка, которые отнимают у меня самое ценное.
От этих воспоминаний вся моя боль превращается в силу. Я больше не плыву по течению, смиренно принимая волю судьбы, я намерена сама вершить её.
Так же жестоко, как он отнял её у нас. Я даю себе обещание это сделать.
«- Я убью! Убью его, слышишь?! - надрывается во мне жестокий голос Загорского. – И тебя убью!»
И в мёртвой тишине я тихим шёпотом произношу:
- Я убью. Убью тебя, Марк.
***
- Ты опять кричала. – Говорит Александр Фёдорович, входя и присаживаясь на край моей кровати.
Я выбираюсь из сна, точно из кокона. Отталкиваю от себя влажное одеяло, приподнимаюсь, сажусь и провожу дрожащими ладонями по чужому лицу: оно отзывается болью. Чешется, зудит, стонет, как на перемену погоды.
Я убираю руки и долго смотрю на дядю Сашу. Одежда, в которой я спала, противно липнет к телу - она промокла насквозь от моих кошмаров.
- Со мной всё в порядке. – Надтреснуто говорю я.
- Я принёс тебе кофе. – Печально улыбается мужчина.
Он всё ещё держит себя в форме. Военная выправка, гладко выбритое лицо, запах одеколона. Я по сравнению с ним – разбитое корыто.