И тут мой страх сменяется облегчением. Большое тёмное пятно оказывается здоровенным чёрным водолазом, который добродушно виляет хвостом и бросается обнюхивать мои ноги.
- Вы уверены, что он ещё щенок? – Сглатываю я, продолжая приподнимать Ярика выше.
- Конечно. – Совсем по-мальчишески смеется Марк. Наклоняется и треплет собаку по голове. – Это ньюфаундленд, он будет в два раза крупнее, когда подрастёт.
Ярослав начинает дёргаться, тянет ручки к собаке и дёргается почти всем телом.
- А он нас не съест?
- Нет. – Уверяет Загорский. – Собаки этой породы совершенно лишены агрессии к людям.
- Тогда зачем вы его завели? Разве не для охраны?
Он выпрямляется и смотрит на меня с интересом.
- Для охраны у меня вон те двое, - он указывает на стоящих возле ворот сотрудников, - с оружием. А Граф – для души.
«Считает, что у него есть душа. Ха-ха».
- Всё ясно. – Я с опаской продолжаю смотреть на пса.
- Возьмите в гараже коляску, она стоит у входа. Если катать её по дорожке, Ярик быстро засыпает, а потом долго и глубоко спит. У вас будет возможность отдохнуть, почитать книжку или что-то в этом роде. – Марк не сводит с моего лица своих диких глаз. Изучает каждую чёрточку, каждую морщинку, каждый мелкий шрамик, обильно покрытый тональным кремом. – Станет теплее, и можно будет стелить плед и отдыхать на траве, а пока лучше одевайтесь теплее. Вся одежда сына в шкафу в его комнате.
- Хорошо. – Говорю я, глядя на замершего словно в ожидании подачки пса в своих ногах.
- До вечера, - произносит Загорский и наклоняется.
Меня едва не парализует, потому что я понимаю, что он наклоняется ко мне, чтобы поцеловать, но… тут же приходит облегчение – мужчина берёт руку Ярика в свою и нежно целует.
Я, как завороженная, наблюдаю за этим, и не понимаю, что чувствую. Когда он касается своими губами тонких пальчиков моего сына, мне хочется кричать от боли, но я держусь.
- До вечера, Софья Андреевна. – Говорит Марк, выпрямляясь. Его взгляд сжигает меня до костей. – Карточку с моим номером телефона я оставил вам на столе в гостиной. Анна Сергеевна, моя горничная вот-вот придёт и покажет вам вашу комнату, я ей уже позвонил. Располагайтесь.
- Д-до вечера… - бормочу я.
А он разворачивается, толкает стеклянную дверь и уходит. Пёс бежит проводить его до ворот.
Мы с Ярославом обходим весь дом.
Я несу его на руках, что-то весело говорю ему, а сама верчу головой, стараясь подмечать каждую деталь. Наблюдаю в окна за охранниками, говорю сыну, чтобы посмотрел на птичек. Пока ребёнок колотит ладошкой по стеклу, я обнаруживаю взглядом камеру, устроенную под потолком в углу, на стыке стен.
Ясно.
Загорский держит всё под контролем.
Значит, где-то в будке охраны или в его личном кабинете должна стоять записывающая аппаратура.
Я несу Ярика дальше, болтаю какую-то ерунду, рассказываю присказки одну за другой: то «гуси-гуси», то «кисоньку-мурысоньку» - всё, что осталось в памяти с детства, а сын заворожено следит за моими губами. Выглядываю камеры под потолком и на полках с книгами. Подмечаю, что они не в каждом помещении. Внимательно запоминаю зоны, где обзора камер нет. Рискуя показаться подозрительной, открываю по очереди каждую дверь на втором этаже.
А что? Я же тут новенькая. Может, я детскую ищу?
Замираю у двери нашей с Виком спальни. В коридоре камер вроде нет, никто и не узнает, что я сюда входила.
- Зайдём? – Спрашиваю я.
Ярослав тянется, словно соглашаясь. И я толкаю дверь.
Широкая кровать с пёстрым покрывалом, книги на полках, кресло-качалка, шкаф, туалетный столик. В просторной комнате много света, и ничего не изменилось. Ни одной детали. Даже недочитанная мной книга так и лежит с закладкой на середине с того злосчастного дня. Только в вазе – живые цветы. Интересно, кто поставил их сюда?
Я делаю шаг, ступаю в комнату, и моё сердце пускается вскачь. Те же запахи, тот же скрип старого паркета, который мы отреставрировали, но почему-то не захотели менять. Я смотрю на отражение в зеркале и вижу чужого человека в неказистых очках. Незнакомка держит на руках моего сына и криво улыбается мне. У неё хотя бы есть шанс быть с ним, есть возможность держать его на руках, целовать его. А у меня нет. Я давно уже мертва.
Подхожу к шкафу и дёргаю створку. Застываю, увидев внутри мою одежду. Эти простецкие цветные тряпки как отголосок прошлой жизни – они даже пахнут ею, и я в ужасе захлопываю шкаф. Долго осматриваю комнату: кажется, камер нет. Не позвонить ли мне дяде Саше? Он, наверное, переживает, как там у меня всё прошло…
- Софья Андреевна? – Окликает меня женский голос.
Я оборачиваюсь.
- Здравствуйте, - крепкая, низкорослая женщина лет сорока с небольшим входит в комнату и протягивает мне руку. – Я – Анна, руковожу хозяйством, слежу за порядком в доме.
- Здравствуйте, - жму ей руку.
- Марк Григорьевич позвонил, предупредил, что нужно помочь вам освоиться здесь. Вижу, вы заблудились. – Она переключает внимание на ребёнка. – Привет, Ярик, привет, мой сладкий, мой хороший!
И сын начинает подаваться вперёд.