Мой желанный враг

Мы идём по парку, и я не могу думать ни о чём другом, кроме судьбы Загорского. Чудовищами не рождаются, ими нас делает жизнь. И мне впервые становится его жаль.

После прогулки я усыпляю Ярослава. Останавливаюсь у окна в детской и смотрю, как во двор въезжает тонированная иномарка Ирины. Охранники пропускают её, и машина следует прямо в гараж. Я перекладываю ребёнка в кроватку и долго обдумываю: что будет, если спуститься в гараж, сесть в её машину и выехать? Пожалуй, никто и не заметит, что за рулём другой человек. Нас с сыном выпустят, и мы помчимся навстречу свободе.

Что если…

- Ты кормила сегодня малого? – Отвлекает меня от мыслей шёпот Анны.

- Да. – Киваю я.

- Я составляю список покупок, - хмурится женщина, - мне показалось, что он хуже стал кушать, смесь будто совсем не убыла.

- Да, возможно, у него хуже стал аппетит, - я пожимаю плечами, - может, из-за смены няни? Думаю, это нормально, и скоро всё наладится.

- Ага. – Кивает она и делает пометки в блокноте.

Через час Ирина и Марк на разных машинах покидают усадьбу. Наш день продолжается: мы играем, гуляем, кушаем – при всех на кухне и втихаря в моей бывшей спальне. А когда день подходит к концу, я укладываю Ярика спать, кладу радио-няню в карман, накидываю кофту и выхожу во двор.

Прохладный воздух приятно холодит щёки. Я иду в сад, Граф бежит за мной. Мы прогуливаемся под яблонями, затем возвращаемся к веранде. Я сажусь на верхнюю ступеньку, пёс садится рядом. Кладу на него голову, и мы вместе смотрим на тёмное небо.

Несколько дней без сигарет, а мне совсем не хочется курить – удивительно.

- Вы, наверное, замёрзли. – Голос Загорского заставляет меня вздрогнуть.

- Ой, - оборачиваюсь я, - не заметила, как вы вернулись.

- Ещё час назад. – Говорит мужчина, накидывая на мои плечи свой пиджак.

Пёс начинает кружить вокруг него волчком, а я понимаю, что тону в тепле ткани и в терпком запахе Марка, пропитавшем пиджак насквозь.

- Ярослав… - начинаю я.

У меня кружится голова.

- Я к нему заходил. – Обрывает меня Загорский. Он садится рядом и упирает локти в колени. – Спит.

- Да. – Отвожу взгляд.

- Ещё раз простите, что испортил вам сегодня прогулку.

- Вы не испортили. – Произношу я, понимая, что моё тело каждой клеточкой тянется сейчас к нему. – Мне жаль её. Вашу маму.

Наши плечи соприкасаются, и моё сердце начинает стучать отчаянно. Ненависть, тлеющая внутри, обжигающая внутренности, куда-то на миг испаряется, а место ей уступает ощущение всепоглощающей, концентрированной нежности. Такой, что способна отогреть собой даже огромный  ледник.

- Это её выбор. – Печально говорит Марк.

Я поворачиваюсь. Он выглядит безнадежно потерянным. Он – всё ещё тот мальчишка, который пытался защитить мать от побоев отца, он всё ещё тот подросток, который ищет в себе силы противостоять несправедливости жизни.

- Вы всё правильно сделали. – Зачем-то шепчу я.

Он тоже поворачивается и долго-долго смотрит на меня. А мне впервые не страшно, что он разглядит во мне Полину. Мне плевать, кого он там разглядит, мне так нужно сейчас его тепло, что аж всё тело судорогой сводит.

- Вы – чудо. – Виновато произносит Загорский.

И вина его будто в том, что он никогда не сможет дать мне того, что я хочу.

- Вовсе нет. – Едва слышно отвечаю я.

И вдруг он наклоняется и прижимает к моему рту свои губы – жадно, отчаянно. И впивается пальцами в щёку так больно, будто пытается удержать меня над пропастью. А я сначала необратимо тону в этих чувствах, а затем с трудом отрываю губы, хрипло вздыхаю и смотрю на него.

«Меня не надо держать. Я не твоя. Это не Я».

- Простите… - Шепчу я.

Вскакиваю, скидываю с себя его пиджак и убегаю в дом.

43

Марк

- Прости меня. – Шепчу я, ложась в её постель. – Прости. Не знаю, что это, но я почти поверил, что она – это ты. Клянусь. Тот же запах, тот же взгляд, те же губы. Вкус. – Я закрываю веки и кусаю щёку изнутри до крови. – Я думал, что узнаю твой запах из миллиона, думал, что не перепутаю твой вкус ни с чьим другим. Я и не знал других. До тебя и не было никаких других. Никого не было.

Моё сердце колотится, пальцы впиваются в простынь, а голова готова взорваться. Ощущение такое, будто кто-то специально выкачал весь кислород из комнаты.

- До появления тебя я верил, что не способен испытывать никаких чувств – только боль. – Мой шёпот растворяется в тишине тёмного пространства комнаты. – А теперь я хочу просыпаться и чувствовать тебя рядом. Но не могу. Всё, что у меня осталось, это наш сын. Я винил себя, что не спас тебя, что не успел, считал, что мне не за чем больше жить, но он каждый день доказывает мне, что это не так.

Смотрю в потолок, и тот будто опускается на меня всё ниже.