В Берлине и в Мюнхене нужно было развивать две противоположные стороны антропософской деятельности. К антропософии приходили люди, которые не находили того, что искала их душа, ни в естественнонаучном мировоззрении, ни в традиционных догмах. Отделение Общества и круг слушателей открытых лекций в Берлине могли возникнуть только из числа людей, которые отрицательно относились и ко всему тому, что возникало в мировоззрениях в противоположность традиционным догмам. Ибо приверженцы мировоззрений, основанных на рационализме, интеллектуализме и т. д., находили в том, что давала антропософия, фантастику, суеверие и т. д. Поэтому возник круг членов Общества и слушателей, которые принимали антропософию и не желали направлять ни свои чувства, ни идеи в какую-либо другую сторону. Они не получали удовлетворения в том, что им давалось в ином направлении. С подобным душевным настроем следовало считаться. Между тем число членов Общества, а также и слушателей открытых лекций все время возрастало. Возникшая жизнь в антропософии до некоторой степени была замкнута в себе и мало следила за иными попытками заглянуть в духовный мир. Надежды возлагались на развитие антропософских сообщений. Все стремились продвинуться в знании о духовном мире.
В Мюнхене все было иначе. На антропософскую работу здесь с самого начала оказывал влияние художественный элемент. А в этом последнем мировоззрение, подобное антропософии, воспринималось совершенно иначе, чем в рационализме или интеллектуализме. Художественный образ духовнее рационалистического понятия. Кроме того он обладает жизнью и не убивает духовного в душе, как это делает интеллектуализм. Тон в создании круга членов Общества и слушателей в Мюнхене задавали те люди, в ком было развито упомянутое художественное ощущение.
Все это привело к тому, что в Берлине с самого начала возникло единое отделение Общества. Интересы тех, кто искал антропософию, были здесь сходными. В Мюнхене, благодаря художественному восприятию, в отдельных кругах вырабатывались индивидуальные потребности, и я проводил лекции именно в этих кругах. Постепенно средоточием этого круга стали те, кто группировался вокруг графини Паулины фон Калькрейт[192] и фрейлейн Софии Штинде[193], умершей во время войны. Этот круг устраивал в Мюнхене мои открытые лекции. Благодаря все углублявшемуся пониманию всего этого, здесь научились прекрасно воспринимать все, что я должен был сказать. Антропософия развивалась здесь из самой сути, самым благоприятным образом. Появление Людвига Дейнхарда[194], старого теософа, друга д-ра Хюббе Шлейдена, в этом кругу было очень ценным.
Центром другого кружка была фрау фон Шевич[195]. Это была весьма интересная личность, и именно благодаря этому образовался круг, который меньше шел вглубь, чем вышеописанный, и скорее желал ознакомиться с антропософией как с одним из духовных течений современности.
В это же время вышла в свет книга фрау фон Шевич "Как я нашла свое Я". Это было своеобразное и сильное выступление в защиту теософии. Книга также способствовала тому, что эта женщина смогла стать центром описанного круга.
Для меня, как и для многих участников этого круга, Елена Шевич была как бы очень важной частью истории. Эта та женщина, из-за которой Фердинанд Лассаль[196] в дуэли с одним румыном нашел свой преждевременный конец. Позднее она стала актрисой и сдружилась в Америке с Е. П. Блаватской и Олькоттом. Интересы этой светской дамы в тот период, когда я читал в этом кругу лекции, были направлены в сторону духовного. Сильные переживания, испытанные ею, придавали ее суждениям значительный вес. Через нее я как бы взирал на деятельность Лассаля и его эпоху, а также на многие характерные черты жизни Е. П. Блаватской. Ее слова были окрашены субъективным и часто произвольно обрамлялись фантазией, но сквозь этот покров можно было увидеть истину, и тогда перед вами раскрывалась необыкновенная личность.
Были в Мюнхене кружки и иного рода. Часто мне вспоминается одна личность, которую я встречал во многих из этих кругов. Это был католический священник по фамилии Мюллер, стоявший вне узких рамок церкви. Тонкий знаток Жан-Поля, он издавал весьма интересный журнал "Ренессанс", в котором выступал как защитник cвободного католичества. Из антропософии он брал по-:тольку, поскольку это его интересовало в связи с собственными воззрениями, но часто проявлял скептицизм. Звои возражения он высказывал столь любезно и в то же зремя столь просто, что благодаря этому в дискуссии, юпровождавшие лекции, часто проникал прекрасный омор.
Давая характеристики Берлина и Мюнхена, этих двух тротивоположных полюсов антропософской деятельности, я вовсе не хочу преувеличивать или приуменьшать ценность того или иного. Просто здесь проявлялись раз-1ичия в людях, которые можно было обнаружить через фоводимую ими работу, но различия эти были некоторым образом равноценны, и поэтому нет смысла судить о них с точки зрения их ценности.