Мои жизни, мои смерти, мои реинкарнации

Жить в обществе, среди людей, принадлежать обществу и быть свободным от него — невозможно. Пока ты являешься частью общества, пока ты зависишь от него, твоя свобода ограничена. Всегда! Ты свободен лишь до той степени, пока не ущемляешь свободы других людей. И это — главное условие существования человечества, без которого оно просто рухнет. А вырваться из этого замкнутого круга и жить в одиночку на необитаемом острове — нет смысла, ибо это — тупик… По настоящему свободным можно стать только от «самого себя» — свободным от своих комплексов, своих предубеждений, своих страхов. Истинную свободу можно обрести лишь освободив Себя от Себя Самого — освободив свой разум, свои чувства, душу свою на пути из Тьмы к Свету.

Прометей! Я живу в городе, в котором находится единственный в мире памятник этому античному Богу, нашему символу, отдавшему свою бессмертную жизнь за то, чтобы дать людям Божественный Огонь, чтобы зажечь их сердца стремлением вырваться из замкнутого круга животных инстинктов. Чтобы вложить в их головы понимание истинного смысла их появления в этом мире. Чтобы поднять их глаза, уткнутые в проблемы своего существования, вверх, к беспредельным небесам, ко Вселенской Любви, к Богу… Он стоит на высокой дорической колонне, сам как бы являясь олицетворением факела Священного Огня, который он держит в левой руке, высоко поднятой над головой. Правой рукой он сжимает обрывки цепей, которыми был прикован к Олимпу, как символ Освобождённого Разума, разорвавшего на себе свои оковы, освободив от них себя и дав всем людям надежду обрести Свободу. Но люди давно забыли и его жертву, и тот огонь, который когда-то горел в их душах, возвещая миру о рождении Нового Человечества…

Я живу в этом городе всю жизнь. После окончания школы я обучался в нашем технологическом университете, где получил образование инженера-электрика. Потом несколько лет я работал мастером-электриком на одном из коксохимических заводов нашего города, но однажды вдруг остановился, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить за эти годы, и не смог вспомнил ничего. Ничего! Были эти годы в моей жизни или вообще и не было их — просто дырка в памяти. Годы моей жизни были просто убиты в эту работу. Когда рано утром ехал на завод — на улице было ещё темно, когда возвращался — было уже темно, особенно в зимний период года. Ужинал, и засыпал, не зная, досплю ли до утра, или поздно ночью за мной приедет дежурка, чтобы вновь отвезти на завод, где опять вышло из строя какое-то древнее оборудование, переработавшее уже в несколько раз все допустимые сроки своей эксплуатации.

Тогда я послал эту работу ко всем чертям, и пошёл служить в один из райотделов нашего города, благо офицерское звание, полученное после окончания военной кафедры нашего университета, тогда это позволяло даже без школы милиции. Там я проработал несколько лет и участковым инспектором, и инспектором ООП, но вновь ушёл на свободу. Там было очень интересно, и было что вспомнить, но работа эта была собачьей, с утра до поздней ночи, совершенно не оставлявшей времени на личную жизнь, подходящая только для молодых и ещё не женатых. Там работало много хороших людей, прошедших и психологический, и профессионально-физиологический отбор, и проверку временем, трезвые, грамотные и сострадательные к людям, «последние солдаты империи», которым было не всё равно то, что происходит в нашей стране. Но та гнилая система, винтиками механизмов которой мы стали, оставляла каждому только три варианта собственных действий: либо подставлять свою спину для наказаний, либо спину своего товарища, либо просто уйти, поскольку с развалом Союза кроме метода «кнута» других методов в этой системе не осталось. Для метода «пряника» средств не было никогда. И текучесть кадров стала огромной: за эти несколько лет, прошедших с моего увольнения, там уже не осталось практически никого, кого бы я знал.