Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

За дверью неистовствовал ветер.

«Ладно, — подумал Росин. — Действительно, лучше обождать».

— Да не одевай ты меня шкурой! — кричал он Федору из‑под сена. — Мне пока и так не холодно!

— Береги тепло. Оно тебе пригодится…

Долго лежали молча, слушая, как выл ветер.

— Федор, а вдруг и с тем фитилем что‑нибудь случилось? Что тогда?

— Тогда замерзнем, — отозвался Федор.

— Не верится что‑то… Столько всяких трудов. И для чего? Чтобы замерзнуть вот так, на нарах, в тысячный раз пробуя поджечь фитиль… Представляешь, картина. Заметенная снегом избушка, а в ней день и ночь сидят друг против друга два заледенелых человека. И кремень с фитилем в руках — огонь добыть хотят.

— Полно. Нашел, что говорить.

Опять замолчали.

Весь день одинаково серый. То ли все еще утро, то ли полдень, а может, уже и вечер. В избушке становилось все холоднее. Росин соскочил с нар, взял пару кусков сушеного мяса, сунул один в сено Федору, другой забрал с собой и, зарывшись в сено, тщетно старался разгрызть его…

— Валя, — позвал Федор. — Пожалуй, вечер скоро. Что делать будем? До завтра, может, подождем? Может, поутихнет.

— Ты что, Федор! Сейчас замерзаем, а за ночь совсем все вымерзнет.

Росин надел шапку, натянул медвежью шкуру.

— Погоди, на‑ка вот, поддень. — Федор снял телогрейку из шкурок.

— Ты же тут замерзнешь.

— Одевайся, в метель идешь. Поберегайся смотри.

Росин открыл дверь и поспешно отвернулся от ветра, который, казалось, сдирал кожу. Через порог белыми змейками заструился снег.

— Ишь распогодилось. Переждать бы еще ночь.

— Замерзнем за ночь. Пойду.

Внизу, вверху, по сторонам — всюду бело от свистящей метели. Даже к лабазу не было тропки. Белая кружащаяся мгла скрывала тайгу и озеро. Было непонятно, где снег лежал, где летел. Все смешалось в какую‑то белую карусель.

Росин наклонился в сторону ветра и, барахтаясь в сугробе, пробивался к лесу. Ветер трепал шкуру, задувал под нее снег. Он таял на теле и тут же замерзал от мороза и ветра.

Впереди замаячили деревья — значит, конец поляны. Росин обернулся. Избушки не видно. А в пургу уходила глубокая траншея. «Обратно идти будет легче». И опять закопошился в сугробе. «Еще только треть пути, а замерз».

Среди деревьев ветер потише, уже не надо изо всех сил удерживать шкуру. Росин проминал и проминал сугроб.

«Здесь где‑то осина… Рядом, помню, росли три елочки… Неужели другая поляна? Да вот же они, под сугробом! А вот и осина!.. Дупло заткнуто!.. Неужели кто‑то вселился и выбросил фитиль?

Запрокинув голову, Росин глядел на дупло, а ветер уже наметал вокруг сугроб. Росин сбросил шкуру и полез по обледенелому стволу. Бродни защищали ноги только до колен. А выше брюки намокли от снега и замерзли. Пальцы почти не гнулись. Ломило руки. «Только бы достать фитиль, пока совсем не замерз…

Так вот кто заткнул дупло — мохноногий сыч устроил кладовую. Росин выбросил из дупла мышей, добрался до дна. Вот что‑то твердое. Вытащил руку — в ней небольшой берестяной сверток.

Руки и ноги ослабли сами собой. Росин съехал по стволу в снег. «Не отсырел ли?» А руки не держали сверток: пальцы были белы как снег. Росин сунул сверток за пазуху, вытащил из‑под снега уже полузанесенную, затвердевшую на морозе шкуру, кое‑как натянул ее.

Идти по промятой траншее легче, но и в ней снег глубокий, сыпучий. Дальше траншеи не стало — впереди поляна. С трудом проминая снег, Росин побрел по поляне. Опять вокруг только белая мгла метели. Все тело, казалось, промерзло насквозь. И лицо и руки уже не чувствовали холода. «Может, потереть снегом?.. Стоит ли? Надо быстрее к избушке…»

«Перестают слушаться ноги. Надо пробиваться быстрее… Наконец‑то! Вон затемнела избушка… Раз… Два… Три… — считал Росин шаги. — Так, кажется, легче. Деревья?! Значит, это не избушка, пробрел мимо! Уже та сторона поляны…»

Метель слепила глаза, пронизывающий ветер, казалось, леденил сам мозг. «Вроде уже и не холодно, только жутко немеет тело… Надо разобраться, спокойно подумать. Прямо идти некуда — тайга. Значит, назад и немного вправо или влево… Все‑таки влево».

Неуверенно, с трудом сделал один шаг, другой и остановился. В шуме ветра послышался новый, замирающий звук… «Вадя!» — опять донеслось по ветру.

— Федор! Федор! — закричал Росин.

Порыв ветра распахнул шкуру и отбросил в сторону. Росин упал в снег и из последних сил удержал ее. Тянул к себе, но не мог поднять против ветра.

— Вадя! Вадя! — опять кричал Федор.

Не в силах подтянуть шкуру, Росин наполз на нее кое‑как завернулся прямо со снегом и, поднявшись на ноги, полез по сугробу. Снег то белый, то темный, а вот и земля начала качаться. «Дойду!.. Дойду!» А земля качалась все сильнее.

— Федор! Федор! — закричал он, вкладывая в этот крик последние силы.

…Малость согревшись в сене, Федор опять открыл дверь. «По времени должен вернуться». И вдруг среди метели увидел Вадима. Он стоял. Качался на ветру и шагу ступить не мог. Ладил только не упасть, устоять супротив ветра.

Как был босиком и раздетый, Федор заковылял к нему по сугробу Схватил и поволок к двери… Ввалились в избушку. Снег, занесенный ногами, не таял.