Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

— Удивительно устроена память человека, — тихо, как будто в полузабытьи, заговорил Росин. — Я вот прошлые экспедиции вспоминаю. Сколько ведь всего было: и мороз, и ливни, и тонули, и горели, и голодали тоже, — а сейчас из всего этого только что‑нибудь веселое вспоминается. Зато все хорошее как на ладони. Горная Шория.. Говорят, не хуже Швейцарии. Сейчас только и помню этот яркий осенний лес по склонам… А то, что со скалы там сорвался, уж как‑то вроде и забылось… Вот так же, наверное, и после этих приключений будет. Вернемся домой, отдохнем, и все забудется: и голод этот, и тоска, и холод. Неужели так будет? А, Федор?

Федор не ответил.

«Какое же сегодня число? — думал Росин. — Я уже сколько‑то дней ничего не зачеркивал в календаре. И не помню сколько, совсем пропадает память… Вот так вот, наверное, и приходит смерть… Почему‑то совсем не страшно… Федор что‑то говорит. Что он говорит? Никак не могу осмыслить… А, понял, очень много снега, весной будет наводнение… Кого затопит? Ничего не пойму. О какой избушке он говорит, о каком озере? Не хочется думать. Лучше лежать, ни о чем не думая».

Стены, чувал, Федор — все начало кружиться, он что- то говорил, но сам не понимал себя.

Федор повернулся на нарах. «Что это с Вадей? Куда он встает?»

Росин, не одеваясь, без шкуры и босиком, подошел к двери, открыл и вышел из избушки.

«Неужто умом тронулся?» — испугался Федор и торопливо слез с нар.

Росин стоял босиком на снегу и смотрел пустыми глазами на озеро.

— Ты что это?

— Мы где, Федор?

— Как это где?! Ступай быстрее в избушку! Почто вышел?

— Не знаю. Что‑то, Федор, с головой творится, кружится все как во сне.

— Поди ляг на нары.

Росин лег, закрыл глаза.

«Верно, с голода все, — думал Федор. — Поболе бы есть нам надо. — Он взглянул на шкуру. — От нее больше не отрежешь, и так уж едва прикрывает от холода. — Посмотрел в заиндевелый» дальний от чувала угол. Там, под кустиком бересты, остатки запасов. — Если досыта — на пару ден, а надо, самое малое, на месяц протянуть».

Росин открыл глаза и смотрел на прокопченный потолок. Сейчас он был почему‑то, как никогда, низко.

«Как в гробу, — думал Росин. — И мрак какой‑то могильный».

Лицо отекло, мелко, неприятно дрожали руки. Во всем теле удручающая слабость.

Росин старался отвлечься, думать о чем‑то другом. «Где‑то сейчас Борька? Рулит, наверное, где‑нибудь по Тобольскому тракту».

Вспомнилось, как два года назад в такую же вот зимнюю ночь часа полтора стоял на дороге — и ни одной машины… Наконец из‑за поворота вырвались два белых в мельтешащем снегу луча. Росин поднял руку. «Давай забирайся!» — «О! Да у тебя «МАЗ»! Живем», — обрадовался Росин. «Живем! — согласился Борька. — Далеко?» — «В Тобольск». — «Торопишься?» — «Да надо бы побыстрее». — «Сегодня скоро не доберемся… Но все равно поехали. Раньше вряд ли кто приедет».

Борька не торопился. Катушку с высоковольтным кабелем, за которой ехал, можно было получить только завтра. во второй половине дня. Так что время у него было, и он чуть ли не всю ночь вытаскивал по трассе застрявшие в сугробы машины. «Такой уж у нас, брат, обычай. А у меня вон какой зверь! Черта из болота вытащит».

«А нас отсюда и Борькин «МАЗ» не вытащит», — подумал Росин.

Мысли сами собой возвращались к происходящему.

«Да, вот к чему привела тебя муза странствий… Неужели тут все и кончится? Сколько всяких планов… А что успел? Почти ничего. Не ахти уж какие важные экспедиции, шесть печатных статей, четыре папки необработанных материалов. И все. А сколько бы можно успеть. Если бы не надеяться на потом. Этого «потом», оказывается, может и не быть».

Росин смотрел на потолок, стены. Они в багровых отсветах огня. Он отвернулся к стене… Но сон не приходил. Перед глазами многолюдная городская улица. «А что изменится, если в этой массе идущих людей не будет одного человека? Что из того, что какие‑то книги буду читать не я, а кто‑то другой? Кстати, я так могу и остаться должником в трех библиотеках. Надо было перед отъездом сдать книги».

Федор зашуршал сеном на своих нарах.

«И о нем, — продолжал думать Росин, — будут говорить, как на собрании о Якиме: «Полно мертвых‑то вспоминать. Иван отведет. Что он, хуже Федора урман знает…» Где‑то сейчас Оля? Пришла, наверное, из института. Может, в кино собирается… А может, брат, как тогда, перед отъездом, опять устраивает вечеринку по случаю какого- нибудь дня рождения… Весело было. Хорошие ребята. Днем работают, вечером в институтах. Выдается время — ходят в кино, в театры, дни рождения справляют и даже за город иногда выезжают все вместе… И у каждого есть мечта… Почему же мне всего этого мало? Ведь предлагали же место в институте… А может, Оля была у мамы и все узнала?»

Резкий, истошный крик толкнул спящего Федора. Он повернулся на нарах и уставился на Вадима.

Тот тоже поднялся на локти — слушал.

— От напужался, думал, с тобой опять что!

Над тайгой снова пронесся короткий злобный вой.

И вдруг два вопля будто захлебнулись один в другом.

Доносился какой‑то клекот, шум, грызня!

— Рыси, что ли, сцепились? — спросил Росин.