Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

Гераська забрал капканы, рыбу для приманки и заспешил на лыжах в тайгу к знакомым дуплистым деревьям. До наступления темноты он хотел успеть поставить три- четыре капкана, чтобы назавтра было что проверять.

Витька перенес в избушку имущество с нарты и, перед тем как готовить дрова, пошел посмотреть хотя бы немного тайгу возле палатки.

На ручку воткнутого в пень топора села и нахохлилась бесхвостая птичка, похожая на овсянку. На юг она не улетела, наверное, потому, что ее царапнули коготки какого‑то хищника. Витька вынес и бросил перед ней горсть гречневой крупы. Крупинки потонули в снегу, чернея сквозь белую порошу. Птица испуганно вспорхнула и спряталась среди веток.

Витька пошел вдоль берега ручья. Неподалеку на коряжине распушилась какая‑то огромная черная птица. По размерам это мог быть только филин. Но филин пестрый. Да и есть ли филины на Камчатке, Витька не знал. Витька стал подкрадываться, чтобы получше рассмотреть необычную птицу. Стараясь не скрипнуть снегом, подобрался совсем близко. Птица услышала шорох, встрепенулась, и сразу возникли вдруг четкие контуры могучего белоплечего орлана. Он плотно сжал перья, подобрался, потом упрямо взмахнул крыльями, неторопливо поплыл над тайгой.

Витька вернулся к избушке. Снег в том месте, куда он бросил крупу, весь был исстрочен следами полевки. Не боясь Витьки, она выбирала из снега крупинки и таскала их под брезент палатки.

В ручье, по бочажкам, прятались шустрые гольцы, они воровали икру у кижучей, которые еще не совсем потеряли силы после нереста и охраняли свои гнезда на каменистом дне ручья. По обычаям местных промысловиков нельзя было рядом с избушкой ни собирать дрова, ни ловить рыбу. Все это могло пригодиться на случай самый крайний.

Витька срезал на удилище сук попрямее, отошел подальше от палатки и издали опустил в бочажок крючок с красной икринкой. Рука тут же ощутила удар — икринку схватил голец. Изгибаясь кольцом, он упал в снег и сразу, как будто пряча от глаз свое яркое тело, оделся в матовый снежный чехол.

Гераська вернулся потемну. В палатке горела свечка, потрескивали в печурке дрова.

Есть ароматную дымящуюся уху деревянной ложкой было особенно приятно, да еще в теплой, уютной палатке. Витька научился топить железную печку так, чтобы она раскалялась добела всего на несколько минут и долго нежарко горела. А раньше свечки сразу же «падали в обморок», когда он затапливал в избушке железную печку. Дрова вспыхнут — непомерная жара, прогорят — холод, чуть ли не мороз. Вся хитрость оказалась в том, что надо класть в железную печку не только сухие, но обязательно и сырые дрова. Тогда говорят они ровно и долго. С удовольствием пили чай. Гераська брал сахар кривыми, покусанными медведем пальцами. Прошло уже порядочно времени, а Витька никак не мог привыкнуть к Гераськиным шрамам.

Яркая луна пробилась в щель между брезентовыми створками и перечеркнула желтый свет палатки голубой полоской.

Витька накинул телогрейку и вышел из палатки. Зелеными искрами поблескивал снег. Собаки бродили по плотному сугробу рядом с синими тенями.

Неподалеку дерево со сломанной вершиной вознесло вверх сук, будто предупредительно подняло руку, заставляя прислушаться к дикой тишине. Зеленоватые от лунного света горы словно висели в серебристом воздухе.

На снегу морозились пойманные собаками кижучи. По ручью, шлепая по воде лапами, гонялся за рыбой Завхоз. От ручья шел к палатке Нептун. Чук и Гек, как почетный караул, вышагивали по бокам. Нептун нес в пасти большого, тяжелого кижуча. Подойдя к палатке, Нептун положил добычу на снег и лег спать. Чук и Гек подошли к Витьке. Он запустил пальцы в их мягкую шерсть и потрепан. Собаки стали отпрыгивать, явно предлагая поиграть. Витька чуть присел, хлопнул в ладоши, и собаки кинулись к нему, легонько прихватывая зубами Витькины руки.

Витька вернулся в палатку и стал убирать посуду после ужина. Продукты сложил в мешок и, как велел Гераська. подвесил к перекладине под крышей палатки.

Снаружи донесся шум собачьей стычки и обиженный лай Завхоза.

Оказалось. Рябый отнял у него рыбину. Завхоз наловил кучу, но все таскал и таскал из ручья. Другие собаки поймали по штуке, по две и уснули возле своей добычи. А Завхоз как будто отрабатывал свое прозвище — таскал и таскал рыбу, пока Рябый не вырвал у него из пасти кижуча.

— Вот чудные. — сказал Витька, завязывая палатку. — Один зачем‑то целую кучу рыбы натаскал, а другому лень до ручья дойти, из пасти вырвал.

— Рябый. что ли? — спросил Гераська. — Как есть ненормальный.

— Почему? — недоверчиво спросил Витька.