– Боннингтонский архив находится в Юстоне, – начал он, – В самом конце Черчуэй, там, где раньше была Драммонд-стрит. В основном у нас хранятся карты, схемы, оригиналы старинных документов. Значительная часть наших нужд покрывается мэрией Лондона и районным отделением УМ. – Сокращение проскочило явно машинально: Пил привык использовать профессиональную лексику, не надеясь на понимание окружающих. УМ – это Управление музеями, созданное по инициативе лорд-мэра. – В архиве, помимо всего прочего, содержится коллекция артефактов, на которую поступают ассигнования из Адмиралтейства и Союза моряков, а также обширная библиотека первых изданий…
– Призрак живет в самом архиве? – перебил я, испугавшись, что придется слушать детальное перечисление сокровищ библиотеки. – Когда именно он там поселился?
– В конце лета. Примерно в середине сентября или около того… В октябре она немного притихла, а сейчас ведет себя хуже, чем когда-либо. Буйствует. К откровенным угрозам перешла.
– Экспозиции располагаются рядом? То есть призрак облюбовал какое-то одно помещение?
– Нет, я бы так не сказал… Скорее, она любит бродить, хотя границы, естественно, существуют. Насколько мне известно, ее видели почти по всех комнатах первого этажа, в подвале и куда реже на верхних этажах.
Любовь к пространственным перемещениям у призраков редкость, и я тут же заинтересовался.
– Вы говорите «она», значит, облик у призрака определенно человеческий?
Мой вопрос немного взволновал Пила.
– Да, конечно, а разве бывает иначе? Молодая темноволосая женщина. Одета в длинное белое платье с капюшоном или мантию. Вот только лицо… – Снова почувствовалась внутренняя борьба с какими-то понятиями и определениями, которые он никак не мог сформулировать. – Лица практически не видно.
– Как она себя ведет? – Я взглянул на часы: еще придется объяснять Пен громкий провал детского праздника и разбираться с письмом Рафи. Чем быстрее я перестану изображать жилетку и уйду домой, тем лучше. – Значит, до последнего времени проблем не возникало?
Повисла пауза, такая длинная, что я уже открыл рот, чтобы сказать «Алло!», когда мой собеседник наконец заговорил:
– По словам очевидцев, обычно она просто стоит в углу, чаще всего под конец рабочего дня. Чувствуешь сквозняк, будто открыли входную дверь, оборачиваешься и видишь: она стоит… и наблюдает. – Перед последним словом Пил сделал эффектную паузу, очевидно воскрешая в памяти встречу, которая вряд ли была приятной. – Наблюдает издали, с противоположного конца зала или основания лестницы. Лестниц у нас много. Здание архива имеет довольно замысловатую планировку с большим количеством… – Собеседник осекся, усилием воли возвращаясь к интересующей меня теме. – В штате тридцать работников, включая временных, и, насколько мне известно, каждый видел ее по крайней мере однажды. В первый раз страшно. Я уже говорил, она любит вечера, а в это время года после четырех темнеет. Становится не по себе, когда смотришь на полки с книгами, а потом поднимаешь глаза и видишь между рядами ее. Она следит за тобой, а ноги сантиметрах в десяти от пола или, наоборот, до середины лодыжек под паркет уходят.
– Наблюдает за вами…
– Что, простите?
– Вы дважды повторили, что она за вами наблюдает. И еще, если мне не изменяет память, упомянули: лицо у женщины размытое. Откуда же вы знаете, что она за вами следит?
– Нет, я не говорил, что лицо размытое, – возразил Пил, – я сказал, что его трудно рассмотреть, по крайней мере верхнюю половину. На ней будто какая-то завеса или вуаль. Красная вуаль… Она покрывает верхнюю часть лица от линии волос до носа, так что виден лишь рот. – Мой собеседник вновь сделал короткую паузу, чтобы, как я предполагал, обратиться к памяти, а когда заговорил, его голос звучал еще нерешительнее. – Зато чувствуется внимание. Пристальное, всепоглощающее… В том, что женщина за тобой следит, нет ни малейшего сомнения.
– Эктоплазменный визуальный контроль. В местах обитания призраков такое не редкость. Иногда они наблюдают за нами, даже не показываясь; тогда приходится особенно трудно – что именно происходит, понять невозможно. Однако ваш случай попроще: она смотрит на вас, вы ощущаете тяжесть взгляда. Только вот… – я снова вернул его к теме разговора, – говорите, в последнее время она не просто смотрит?
– В прошлую пятницу один из моих помощников по имени Ричард Клидеро занимался реставрацией документа. Многие попадающие в коллекцию рукописи прежде содержали в ненадлежащих условиях, поэтому по большей части наша работа заключается в текущем ремонте и восстановлении. Итак, Клидеро взял ножницы – и пошло-поехало. Все, что лежало на столе, закружилось в водовороте, ножницы вырвались из рук и порезали ему лицо. Не сильно, но заметно, и рукопись… рукопись тоже повредили.