— Ну а как? Думаете, легко совладать с этими сынками? Они же с детства привыкли, что всё только для них. Других за людей не считают. Нормальные понятия для них не существуют. Их же почему, думаете, родители в наш лагерь отправляют? Потому что сами уже с ними не справляются. Избаловали, распустили, а теперь за голову хватаются, только поздно. Там такие экземпляры есть, что не дай бог. Такое творят — волосы дыбом! По большинству из них тюрьма плачет. Я серьёзно. А есть и такие, кого уже, как говорится, отмазали от судимостей. Зато вот эти люди считают себя элитой.
Я участливо покивала, хотя, если честно, не совсем понимала, про каких сынков она вообще толкует. Но готова была благодарно слушать любой бред этой женщины, лишь бы подольше отсюда не уходить. А та, видать, и впрямь наскучалась или просто сама по себе болтушка, потому что охотно продолжила:
— Родители их к нам отправляют вроде как на перевоспитание. Но я так скажу — невозможно никого перевоспитать. Особенно когда им уже под двадцать. И родители их сами это прекрасно знают. И сами давно поставили крест на своих отпрысках, просто хотят отдохнуть от них. Хотя бы пару месяцев пожить без скандалов, без позоров. Спокойно пожить, вот и всё. Или вот иногда ехать куда-то собираются за границу. А страшно же такого оставлять. Бед наворотит — не разгребёшь. Вот и сдают как багаж на хранение… — Женщина покачала головой. — У нас же за ними приглядят. Всё строго. Территория закрытая. В лагерь просто так не зайдешь, не выйдешь. Охраняют этих сынков у нас как царей. А вот что они там творят, родителей уже не касается. Деньги, говорят, платим, остальное — не наше дело.
То, что она рассказывала, для меня было настолько далеко и незнакомо, что проникнуться её горечью и разочарованием я, конечно, не могла. Но зато в голове засела фраза: территория закрытая, никто так просто не войдет и не выйдет…
— А посторонний туда пробраться не может?
— Нет, конечно. Это исключено. Только с разрешения директора лагеря туда могут кого-то пропустить. У нас же там охрана! Мы ведь отвечаем за этих… сынков. Да и лагерь находится в лесу, у подножья Хамар Дабана. Не зная дороги, туда и не добраться.
— Директор — это…? — я вопросительно кивнула на дверь.
— Да, Павел Константинович.
— А что за работа?
— Так он же вас не взял.
— Всё равно интересно, — пожала я плечами.
— Так в объявлении мы же указали. Инструктор по теннису и педагог-психолог. Инструктора Павел Константинович уже нашёл. А с педагогами — беда. Совсем не задерживаются. Эти наши звёзды разве будут слушать какого-то психолога? Они даже матёрых спецов до нервного срыва доводили. Это у них как спорт. А вы… ну, девочка совсем, уж простите. Так что радуйтесь, нервы целее будут и здоровье…
— Нет, это интересно, — пробормотала я, глядя в задумчивости на словоохотливую секретаршу.
Идея казалась настолько внезапной и авантюрной, что даже безумной, а я ведь всегда считала себя рассудительной девушкой, не способной на всякие необдуманные порывы.
С другой стороны, то, что сейчас творилось в моей жизни, уже было сплошным неуправляемым безумием. Но главное, конечно, то, что в это странное место просто так не попасть, а, значит, там можно спрятаться. Хотя бы на время…
— Ничего интересного там нет…
— Извините, — оборвала я секретаршу и решительно вернулась в кабинет директора.
Он снова поднял на меня тяжёлый, недовольный взгляд и явно приготовился сказать какую-то грубость, но я его опередила, выпалив на одном дыхании:
— Вам нужен педагог-психолог? Возьмите меня! Я…
— Нет, — сурово изрёк он.
— Почему?
— Потому. Нет и всё. Не подходите вы нам. Так понятно? — начал он раздражаться.
— Нет, непонятно. Откуда вам знать, подхожу я или не подхожу? Вы про меня вообще ничего знаете. И ни единого вопроса мне не задали.
— Деточка, — с нотками унизительного снисхождения проговорил директор, — мне не нужно тратить время на пустые разговоры, чтобы понять, подходит мне человек или нет. Думаешь, у нас там что? Дом отдыха, где можно с мальчиками любовь крутить?
— Да нужны мне ваши мальчики! — в изумлении воскликнула я. — То есть… в том смысле, который вы сейчас озвучили. Извините. Но вы тоже — ищете педагога, а строите какие-то неприличные предположения.
Он взметнул брови. Потом вдруг хмыкнул, откинулся на спинку стула, а руки скрестил на груди.
— Так ты, значит, педагог? И опыт работы есть?
— Практика в школе, — честно сказала я.
— Практика в школе, — усмехнувшись, передразнил он меня. — Да ты посмотри на себя, педагог. Пигалица ты зелёная. Ты же от них на другой день взвоешь и со слезами прятаться будешь. Почему, думаешь, сезон в разгаре, а у нас психолога нет? Ищем вон впопыхах… Потому что сбежал наш психолог! Не выдержал. А у него за плечами была не какая-то там практика в школе. И то сломался. А ты… Ты им и по возрасту-то в подружки годишься. Да и сама — дунь и улетишь. Что ты там с ними сможешь сделать?! Ты вообще себе представляешь, что там и кто там?
Он вдруг раскипятился.