Каникулы. Куда поехать? Конечно, в Шереметьевку, к друзьям. Дня два пожил у Рабиновичей, повидался с Алей. Встреча показала, что, оставаясь друзьями, в чем-то большем мы теряем друг друга. Время и возникший новый опыт отдалили нас настолько, что стало ясно – впереди у нас разные судьбы. Я и позже бывал в Шереметьевке, но мы с ней там уже не встречались.
4-й семестр был заполнен различными предметами. Многие из них были важными. Это касалось патологической анатомии (нач. кафедры – проф. А.Н.Чистович), фармакологии (проф. С.Я.Арбузов), биохимии (проф. Г.Е.Владимиров). Но тревожили и другие дисциплины: тактика и ОТМС, марксизм-ленинизм,
На кафедре патанатомии были замечательные коллекции – как макро– так и микропрепаратов. Сколько труда было вложено преподавателями и лаборантами, чтобы собрать и сохранить их, превращая в музей. Запомнились и преподаватели: проф. М.М.Гольштейн, Агеев, Чудаков. Здесь прививались навыки микроскопии. Одного запоминания препаратов было мало, нужно было осмысленно представлять себе тот патологический процесс, который эти препараты только иллюстрировали.
В марте мы с Юрой Филимоновым вместо занятия по тактике уехали за город на электричке. Оба мы тяготились изучением Полевого Устава. Филимонов без конца придирался к молодому преподавателю – майору. Даже отказался отвечать на вопрос, какова должна быть ширина окопа. Причем здесь медицина! А ведь он был не прав: ширина окопа должна была составлять не менее 2-х метров, это позволяло пользоваться носилками при выносе раненых. В общем, нашла коса на камень. Филимонов получил тройку по тактике. Это была единственная тройка из всех оценок, полученных им за все время учебы в Академии. Остальные были отличными. Это не позволило ему получить золотую медаль академии и даже диплом с отличием. Ему предлагали пересдачу, но он отказался. Вот такой был мой друг Филимонов.
Занятия по марксизму-ленинизму я любил. Здесь приветствовались дискуссии. Было не просто, но интересно вчитываться в работы Ленина. Не любил я только ведения конспектов. Иногда их наличие и прилежность ценились выше, чем знание.
Преподаватели были разными. Некоторые запомнились своей убежденностью и принципиальностью. Такими были профессора Рождественский и Курбатов. Рождественский внешне был очень похож на Суворова. Холерик, спорщик в наступательной манере, даже хохолок на его голове выдавал это сходство. Курбатов, иллюстрируя как-то в споре непримиримость капиталистической и социалистической систем, сталкивал свои кулаки. А кулаки у него были огромные. Это убеждало.
Кафедра ОТМС утомляла своей секретностью и обилием огромных таблиц. Конечно, навыки работы с секретной литературой и ведения секретных тетрадей были необходимы в воспитании командирских качеств. Но любовью это не пользовалось. Вместе с тем, кафедра запомнилась тем, что представляла собой целое созвездие крупных организаторов медицинской службы, знающих организацию её армейского и фронтового звеньев по личному опыту. Все профессора и преподаватели были фронтовиками. Среди них: генералы и полковники м/с Георгиевский, Григорьев, Иванов, Капустин. Только 5 лет прошло с момента окончания войны, опыт был огромен и требовал обобщения.
По кафедре организовывалось дежурство. Дежурный располагался у входа и должен был проверять пропуска. Все входящие такие пропуска предъявляли. Однажды в мое дежурство по лестнице от входной двери на кафедру стал медленно подниматься уже очень немолодой генерал Григорьев. Его все узнавали по густым черным бровям (позже такие мы видели только у Леонида Ильича Брежнева). Когда он поравнялся со мной, я, поприветствовав его, вежливо попросил предъявить пропуск или удостоверение личности. Он внимательно посмотрел на меня и, сдвинув брови, сказал, что сейчас покажет, и прошествовал на кафедру. Действительно, минут через 10 он вышел и показал мне удостоверение личности, заверенное министром обороны. А что было делать? Если бы я не спросил его, мог бы получить выговор. А так – все было по инструкции. Хотя его брови значили больше подписи министра.
Объявили о подписке на 35-ти-томное издание «Опыта Советской медицины в Великой Отечсственной войне 1941–1945 гг.». Издание осуществлялось на меловой бумаге, с цветными иллюстрациями, по распоряжению Совета народных комиссаров СССР, подписанному самим И.В.Сталиным. Издание для того времени было просто шикарное. Я подписался, хотя не вполне представлял себе, для чего это мне нужно. И хотя в последующие годы выкупил не все тома, не пожалел об этом. Они и сейчас со мной, несмотря на то, что за всю мою офицерскую жизнь жить пришлось на 14 квартирах. Есть среди томов и 29-й, «Болезни у раненых», под редакцией проф. Н.С.Молчанова, в последующем моего учителя.