Моя академия. Ленинград, ВМА им. С.М.Кирова, 1950-1956 гг.

Весной у отца произошла неприятность: он случайно потерял секретные документы. Банально забыл их в магазине. Когда хватился, пропажа исчезла. Спасло его только то, что при экспертизе секретности, ее уровень был снижен почти до нуля. Обошлось выговором. Эти переживания, конечно, отразились на здоровье отца. Это учило осторожности.

Однажды отец посетил райком партии, к которому территориально относился Музей артиллерии. Тогда вошло в правило издание Открытых писем ЦК по различным вопросам, и отец попросил у первого секретаря Петроградского райкома такое письмо для своей организации. Тот отказал, упрекнув в ненужном ажиотаже. Тогда отец, член ВКПб с 1928 г., возразил ему: «Я, как член партии, имею право…». Тот высокомерно ответил: «Вы – член партии, а я – человек партии», подчеркнув этим якобы существующую разницу между ними. Это возмутило отца. Перерождалась партия. Это были времена Хрущева. В Академии мы этого не ощущали.

Весной мы с Люсей встречались у металлической ограды «Медного всадника». Она специально приезжала ко мне. Приближалось окончание десятого класса.

В мае, еще до экзаменов, я побывал в доме отдыха нашей академии в Разливе. Съездили к Шалашу Ленина, побродили по поляне, постояли у памятного пня, за которым Владимир Ильич писал свою книгу «Государство и революция». Тихое место. Туда приезжала Люся, катались на лодке, попеременно работая веслами. На болотах в тех местах была такая толстая тина, что по ней можно было ходить, страхуясь, чтобы не провалиться. Это исследовали вместе со мной Юра Филимонов и Адодин.

В одно из воскресений съездили на озеро Красавица под Ленинградом (я, Люся, Мамонов с женой и Адодин с женой). Озеро считалось знаменитым. Но народу там оказалось много, и было как-то неуютно. Однако, позагорали.

После экзаменационной сессии слушатели курса убыли в разные регионы страны на госпитальную практику. Наша группа была направлена в г. Калининград в госпиталь (бывший немецкий госпиталь имени Адольфа Гитлера в Кенигсберге). В группе были, кроме меня, Саша Шугаев, Веня Шимаркин, Юра Филимонов, Гера Любомудров и другие. Госпиталь стоял на окраине города и, видимо, от того не попал под бомбежкп и артобстрелы. 6 этажей вверх и столько же под землей, причем с полноценным оснащением и лифтами. Имелись этажи с верандами, санаторного типа, предназначенные для реабилитации раненых.

Мы поработали в разных отделениях. Я – больше в терапии. Заведовал им, позже ставший известным, терапевт В.К.Трескунов.

Однажды был такой случай. В процедурной комнате на топчане лежал довольно истощенный солдат, недавно прооперированный по поводу язвы желудка. Вдруг, на наших глазах, у него начались потрясающий озноб и судороги. Я ничего не мог предположить с уверенностью (это мог быть и приступ эпилепсии). Держал его, чтобы он не упал. Трескунов сразу сказал, что это гипогликемия, и что больной может впасть в кому. В этих случаях кома развивается быстро. Тотчас же больному струйно в вену был введен 40 % раствор глюкозы под прикрытием нескольких единиц инсулина подкожно. А позже была поставлена капельница с глюкозой. Больному быстро стало лучше. Он пришел в себя, озноб прекратился. Ему дали горячего сладкого чая и отнесли в палату. Случай запомнился.

Несколько раз мы по ночам дежурили по городской станции скорой помощи. Она располагалась недалеко от госпиталя, в низком бараке. Командовал всем диспетчер, связываясь по телефону с больничными учреждениями города, милицией. Машины радиофицированы не были. В моей бригаде были еще шофер и фельдшер. В здании скорой помощи были нары, на которых отдыхали бригады после выездов или в паузах между выездами. Через какое-то время, когда уже совсем стемнело, нашу бригаду послали в какой-то район города принимать роды на дому. Ехали в кромешной тьме, по каменным мостовым, подсвечивая себе фарами.

Приехали, поднялись по темной лестнице в дом и вошли в открытую квартиру на третьем этаже. Там уже горела керосиновая лампа. На диване в растёгнутом пальто лежала роженица и периодически громко стонала. Платье у неё было поднято, а рейтузы и трусы спущены ниже колен. Начались роды.

Мужчина рассказал, что схватки застали их в кинотеатре. Хорошо, что это было недалеко. Кое-как дошли до дома и поднялись в квартиру. Соседи сбегали к телефону и вызвали скорую.

Фельдшер накрыла простыней колени женщине, а второй простыней живот, сняла с нее штаны и обувь. И минут через пять приняла ребенка. Он был замазан кровью, кричал. Фельдшер перевязала пуповину бинтом и ножницами перерезала ее. Отошел послед. Прямо в какой-то грязный таз. Я подсвечивал фонарем, который был с нами. Женщина перестала стонать и успокоилась. Ребеночка закутали в простыни и одеяльце. Прямо с головкой. И потихоньку, держась за перила и поддерживая мамочку, сошли к машине. Малыша нес мужчина. Женщину в машине положили на носилки, в том же пальто, в котором она и рожала. Мужчина с ребенком на руках сел рядом с шофером. И мы поехали в родильный дом. Там у нас забрали роженицу с малышом. А мы уехали на станцию.